– В замке все благополучно. Мы встретимся с тобой, как только улучшится погода.
– Рад это слышать, – сказал Каролинус. – Я думаю, ты не станешь прибегать к магии, чтобы перенестись в замок, а просто полетишь?
– Можно и так, – согласился Джим. – Я люблю летать. Но к слову говоря, разве мои превращения в дракона и обратно в человека не есть магия?
– По сути дела, в твоем необычном, относящемся только к тебе случае – нет, – ответил Каролинус. – Ты, как самородок, ни на кого не похож. Ты явился в этот мир драконом, и как только ты перестанешь им быть, вся заключенная в тебе энергия исчезнет.
– Хорошо, – сказал Джим. – Как только выйду из домика, превращусь в дракона.
– Так и сделай, – сказал Каролинус. – Так будет лучше.
* * *
Минут через двадцать Джим опустился на башню замка, на флагштоке которой развевался по ветру стяг с гербом барона Маленконтри. Караульный встретил своего господина ритуальным возгласом вроде того легкого крика, который издала, завидев его, вдова Теббитс. Джим кивнул караульному, обернулся человеком, спустился по лестнице, открыл дверь и вошел в комнату.
За столом с разложенными перед ней бумагами сидела Энджи и занималась делом, за которое не взялась бы ни одна находящаяся в здравом уме леди в четырнадцатом веке. Энджи подсчитывала хозяйственные расходы.
Конечно это было делом управляющего Джона. Но Энджи как‑то обнаружила, что Джон всецело следует установившемуся обычаю и, распоряжаясь хозяйскими деньгами, изымает в свою пользу суммы, которые оказались бы не лишними и в хозяйстве. Возмущенная Энджи обратилась к Геронде, но та, просмотрев бухгалтерские книги, сочла, что Джон не так уж и злоупотребляет своим положением. Действительно, его аппетиты были вполне умеренными, и Геронда настоятельно посоветовала Энджи оставить все как есть.
И все‑таки Энджи решила поставить дело по‑новому, так, как оно велось бы в прагматичном двадцатом веке. Она взялась за бухгалтерские книги сама, а Джону вдвое увеличила годовое жалованье, что с лихвой окупило его неожиданные потери. Теперь Энджи не только держала хозяйство в своих руках, но и превосходила хваткой своего управляющего:
– Джим! – воскликнула она, отрывая взгляд от бумаг. – Где ты пропадал?
– Пришлось задержаться у вдовы Теббитс, у нее не было дров, – ответил Джим. – У сэра Губерта провалилась в яму корова. Ну а там уж было рукой подать до домика Каролинуса, и я не мог не зайти к нему. Надо налаживать отношения. Ты помнишь, я в нем усомнился, когда мы были у графа.
– И все это заняло столько времени? – спросила Энджи. – Уже за полдень.
– Пришлось пробыть у Каролинуса дольше, чем я рассчитывал, – сказал Джим. – Знаешь, с чего он начал разговор? Спросил, готов ли я к следующему приключению. Ну а я ответил: «Конечно, нет. Мы с Энджи хотим несколько лет пожить обычной жизнью».
– Ты так и сказал?
– Слово в слово. Так и сказал, без обиняков.
– Тогда ничто не разлучит нас в обозримом будущем.
– Конечно. Можешь быть уверена.
– Ну что ж, я верю тебе. Брайен ждет внизу.
– Брайен? Каким ветром его занесло?
– Он хочет что‑то сообщить и непременно нам обоим сразу, поэтому и ждет тебя. – Энджи встала из‑за стола. – Спустимся в зал. Брайен там наверху блаженства, разговаривает с твоим оруженосцем.
Оруженосцем Джима был Теолаф, начальник стражи, произведенный сэром Эккертом в новое достоинство за неимением другого выбора, но безусловно за долгие годы службы поднаторевший в ратном деле, которому решил посвятить свою жизнь Брайен. |