Не обращая ни на кого внимания, Джим продолжал двигаться сквозь толпу по гравиевой дорожке, заставляя бродяг рассыпаться и очистить путь. Затем он спешился, Энджи собралась сделать то же. В мрачном бормотании толпы слышались голоса, объяснявшие, что это дракон, который еще и рыцарь.

– Не надо, Энджи, – сказал он тихим голосом, достаточным для того, чтобы его слышала жена и не слышала окружавшая толпа. – Оставайся в седле. Так будет безопасней. Я войду один.

– Ты ни в коем случае не пойдешь один, – сказала Энджи. – Я хочу взглянуть на этих так называемых знахарок!

Она спешилась и пошла по гравиевой дорожке, Джиму оставалось только последовать за ней. Они подошли к двери, и Джим без стука распахнул ее.

Порыв спертого воздуха ударил им в лицо, и на мгновение полумрак ослепил их привыкшие к дневному свету глаза. Затем они разглядели, что Каролинус лежит на кровати, изголовье которой придвинуто к дальней стенке комнаты. Одна из женщин, сложив руки, стояла над кроватью, другая – в противоположном конце комнаты, обе с изумленными лицами обернулись к Джиму и Энджи.

Марго ничего не преувеличила в своем описании. Обе знахарки были на три‑четыре дюйма выше Джима и, вероятно, превосходили его в весе фунтов на пятьдесят каждая. Они были широкоплечи в соответствии со своим ростом, а сложенные руки женщины, стоявшей у кровати Каролинуса, являли мускулы, не уступавшие мускулам кузнеца в замке Джима. Эта женщина первой и отреагировала на их появление.

– Кто такие? – рявкнула она баритоном. – В доме больной. Убирайтесь! Все убирайтесь! – И она махнула рукой, предлагая им убраться, будто отгоняла мух.

Джим почувствовал, как его отодвинули в сторону, и рядом с ним и Энджи появился Теолаф. Оруженосец внезапно опять превратился в воина, которым когда‑то был; не только лицо, но и все его жесты выражали все что угодно, только не дружелюбие к этим женщинам.

– Молчать! – рявкнул он. – Оказать должное уважение барону и леди Маленконтри! – Он положил руку на рукоять меча и шагнул вперед: – Слышали, вы обе? Ну‑ка проявим вежливость!

– Элли! – воскликнула женщина, стоявшая в дальнем конце комнаты. – Это Рыцарь‑Дракон и его леди!

– Рыцарь‑Дракон он или нет, – сказала Элли, не двигаясь и продолжая стоять в изголовье кровати со сложенными руками, – это не его владения, а земля, которая принадлежит только магу, о котором мы заботимся. Здесь распоряжаемся мы. Вон отсюда! Вон! Вон!

Меч Теолафа со скрежетом вылетел из ножен.

– Как прикажет милорд? – спросил он, сверкая глазами. – Позвать моих людей, вытащить их обеих из дома и повесить?

– Повесить? – звенящим голосом воскликнула Энджи. – Нет! Это, должно быть, ведьмы. Сжечь их! Схватить и сжечь, обеих!

Та, что прижалась к стене и, очевидно, была сестрой по имени Эльдра, вскрикнула и еще сильнее вжалась в стенку. Даже Элли, ту, что стояла у кровати, похоже, это поразило. Джим удивленно уставился на Энджи. Он никогда раньше не замечал у нее такого тона да и таких выражений. И это его нежная Энджи говорит о том, чтобы сжечь людей живьем? Затем он сообразил, что Энджи угрожает не всерьез. Она просто хочет сломить сопротивление более упрямой сестры.

И все же Элли стойко не отходила от кровати, несмотря на то, что даже при тусклом свете, просачивавшемся в дом сквозь несколько узких оконец, было видно, как она побледнела.

– Говорить о том, чтобы сжечь, – это одно. А вот сделать это – совсем другое, – упрямо заявила она.