Мегрэ побывал в квартире, такой же безликой, как сам Вуавен… Он представлял себе жизнь этих троих персонажей. И нужно было без конца кружиться вокруг все тех же
вопросов, как без конца кружатся на манеже, не находя выхода, лошади.
– Знаете ли вы, что в аптечке в ванной комнате лежала упаковка соды?
Весь вопрос и был в этом. После смерти Луизы Вуавен всю квартиру перерыли. Очень скоро нашли стакан, в котором было лекарство. Анализ показал, что это дигиталис,
разведенный в небольшом количестве воды.
Рядом со стаканом нашли пакет с этикеткой «Питьевая сода». А в пакете был дигиталис, в количестве, достаточном, чтобы прикончить сотню людей.
– Что вы делали в последнее воскресенье во второй половине дня?
– То же, что и каждое воскресенье. Это был самый тяжелый день. Фердинан был в гостиной, просматривал счета. Я читала у себя в комнате. Сестра должна была быть у себя…
– Что вы ели на завтрак?
– Это я прекрасно помню… Зайца, его прислал один из клиентов Фердинана.
Она по прежнему произносила «Фердинан» с жаром, словно то был самый красивый и самый необыкновенный из людей.
– Вас очень потрясла смерть сестры?
– Нет!
Она не таилась. Даже подняла голову, чтобы показать лицо.
– Сестра заставляла его страдать слишком сильно…
– А он?..
– Разве это его вина?.. Я знаю, что он ее никогда не любил… Он прожил с нею восемь лет, но никогда не был счастлив… Сестра всегда была грустной, плохо себя чувствовала…
В первый же год, как они поженились, ей пришлось перенести операцию, и она напрочь перестала быть женщиной, как какая нибудь другая…
Мегрэ еще раз вышел на минуту, и от дверей посмотрел на человека, глубоко утонувшего в диване. Один раз он ему уже задавал вопросы, но длилось это недолго, и он
колебался, стоит ли затевать один из тех бесконечных допросов, что изнуряют обе стороны.
– Он не захотел поесть? – тихо спросил Мегрэ у одного из инспекторов.
– Нет… Утверждает, что не голоден…
– Ну ладно!
И Мегрэ, пытаясь приободриться, вернулся в кабинет, где неподвижно сидела Николь.
– Да, кстати… Раз уж мы говорим о болезнях… У кого в доме побаливал живот?
У Фердинана! – без колебаний откликнулась она. – Редко, но иногда его схватывало, особенно когда у него бывало сердцебиение…
– Так у него случалось сердцебиение?
– Можно сказать, что его беспокоило сердце, по моему, года два назад, но сейчас он от этого почти выздоровел…
– Не знаете ли вы, не болел ли у вашего зятя живот последние недели?
– Да, болел, – подтвердила она, как всегда, уверенно.
– Какого числа?
– В тот день, когда мы все заболели…
– Не помните ли вы, что вы ели?
– Этого я уже не помню…
– Доктора приглашали?
– Нет! Фердинан не захотел… Ночью у нас у всех болела голова, нас рвало, и Фердинан подумал, что была утечка газа.
– Так было только один раз?
– Да… Во всяком случае, так сильно.
– Вы хотите сказать, что бывали и другие недомогания?
– Я вас понимаю, комиссар… Но вы не заставите меня потерять хладнокровие. Я выдержу до конца, несмотря ни на что, потому что знаю, что Фердинан невиновен. Если бы кто и
должен был отравить мою сестру, так это был не он, а я. Вы видите, что я не боюсь сказать об этом.
– Но вы этого не сделали? – сказал он с некоторой иронией в голосе.
– Нет… Мне даже не приходило в голову такое… Я бы ее убила иначе, не знаю как… последнее время мы все болели, это верно… Только вот я хотела бы вас там видеть… Вы себе
представляете, как мы жили?. |