Однако таких всходов я не ожидал. Что теперь? Как-нибудь вечером она предложит тихо поужинать? Или несколько часов потного блаженства в мотеле «Касик»?

К счастью, мы подъехали к Арене еще до того, как мною полностью завладела паника. Ла Гэрта объехала здание вокруг, чтобы найти нужный подъезд. Это было нетрудно. У длинного ряда двойных дверей сгрудилось несколько полицейских автомобилей. Она втиснула свою большую машину между ними. Я быстро выпрыгнул из нее, пока Ла Гэрта не успела положить мне руку на колено. Выйдя из машины, она мгновение смотрела на меня. Ее губы подергивались.

— Я взгляну, — сказал я и почти вбежал в здание Арены.

Да, я спасался бегством от детектива Ла Гэрты, но мне также очень не терпелось попасть внутрь. Увидеть, что натворил мой игривый друг, оказаться рядом с его произведением, почувствовать запах чуда.

Из помещения неслось эхо организованного бедлама, типичного для любого места, где совершено убийство. И все же мне казалось, что в воздухе присутствует особая наэлектризованность, слегка приглушенное ощущение возбуждения и напряженности, которых не найти на месте обычного убийства. Такое чувство, что здесь все как-то иначе, может произойти нечто новое и прекрасное, потому что сегодня мы здесь, на острие ножа. А может быть, я все это и надумал себе.

Группа людей столпилась вокруг ближайших ворот. На некоторых форма Броварда; скрестив руки на груди, они наблюдали, как капитан Мэттьюз спорит о юрисдикции с человеком в дорогом костюме, явно сшитом на заказ. Подойдя ближе, я узнал Эйнджела — не родственника — в необычной для него позе: он стоял над лысеющим человеком, который, опустившись на колено, разглядывал кучку аккуратно упакованных пакетов.

Я остановился у борта и стал смотреть сквозь защитное оргстекло. Вот оно, всего в десяти футах. Само совершенство — на фоне холодной чистоты хоккейной площадки, тщательно обработанной ледяной машиной «замбони». Любой ювелир вам скажет, насколько важно найти нужную оправу, а это… это было сногсшибательно. Абсолютное совершенство. Я почувствовал легкое головокружение, сомневаясь, выдержит ли бортик мой вес, будто я мог просто так пройти сквозь твердое дерево, как сквозь туман.

Даже из-за борта было видно. Он не торопился, он сделал все четко, несмотря на предупредительный звоночек всего несколькими минутами раньше — там, на дамбе. Или он каким-то образом знал, что я не собираюсь вредить ему?

А коль скоро именно я вынес это на всеобщее обозрение, действительно ли я не имел в виду навредить? Или собирался проследить за ним до его берлоги, а потом в нужный момент все выложить, дрожа от желания помочь карьере Деборы? Конечно, я думал, что именно этим и занимаюсь, но хватило бы у меня сил решиться на такое, если бы все разворачивалось так же интересно? И вот мы на хоккейной арене, где в созерцании я провел столько приятных часов; разве это еще раз не доказывает, что наш художник — извините, конечно, я имел в виду «убийца» — движется параллельно со мной? Только взгляните на прекрасную работу, которую он здесь представил.

А голова — это ключ. Определенно она является слишком важным элементом его работы, чтобы просто так где-то его оставить.