Эти слова было невозможно записать никакими письменными знаками, как и проговорить еще раз, потому как на слух они казались едва различимым шепотом. Но в тот момент, как заветные слоги сорвались с губ Диксона, он почувствовал какое-то изменение в самой материи храма. Затем внезапно потемнело. Он с облегчением вздохнул, когда головокружительные цвета покинули его поле зрения, вместе с тем почувствовав, как странное создание у него в объятиях застыло, а время остановилось.

Потом в окружающей тьме начал нарастать какой-то звук, становящийся все громче и громче, пока у Диксона, в конце концов, не заложило уши. Вдобавок к этому, он ощутил исходящую откуда-то вибрацию. Пульсация и шум быстро усиливались, превращаясь в неконтролируемую какофонию звуков. В кромешной тьме происходила настоящая битва богов, невидимая из-за всепоглощающей пустоты, попросту недоступная взору простых смертных.

Ошеломляющий рев все нарастал и нарастал, пока Диксону не показалось, что голова вот-вот расколется от невыносимого грохота побоища, непостижимого для человеческого ума. Пол, казалось, провалился в небытие, а окружающий мир превратился в черный вихрь, и уже невозможно было понять, где низ, а где верх. В воздухе бушевал настоящий ураган скрежета и дребезжания. Ничего не видящий, оглушенный и не понимающий, что происходит, Диксон покрепче прижал свою любовь к груди и замер в ожидании неизвестно чего.

Он потерял счет времени. Стараясь не обращать внимания на суматоху и кромешный мрак, он пытался предугадать, что случится дальше: победит ли золотистая сущность и сможет ли она сделать так, чтобы Диксон с жрицей были вместе, пускай даже и в загробном мире. Теперь он совершенно спокойно думал о жизни и смерти, так как знал, что жизнь без второй половинки подобна мучительной и долгой смерти. Без прекрасной девушки жизнь Диксона уже ничего не значила, и если она умрет, то и он с радостью расстанется с жизнью, чтобы только быть с ней. Его голова кружилась от безумных размышлений и шума великой битвы, бушевавшей неподалеку.

Казалось, сама вселенная превратилась в оглушающий водоворот криков, сражения и безумия, бурлящий целую вечность. Тем не менее, появилось впечатление, что скрежет и грохот стали постепенно сходить на нет. Звон в ушах постепенно ослабевал, и, судя по постепенно стихающим звукам, битва подходила к концу. Вскоре тьму заполнило безжизненное спокойствие.

ЗАТЯНУВШАЯСЯ ТИШИНА действовала на нервы и терзала уши. В конце концов из темноты донесся громкий и невозмутимый голос. И он точно не принадлежал инопланетному сверхразуму. Речь неизвестной сущности состояла не из слогов, составляющих слова, а из понятных Диксону мыслеформ, передающихся прямо в мозг.

— Моя избранная жрица, — произнес бесстрастный голос. — Неужели ты хотела меня уничтожить?

Диксон почувствовал, как вздрогнуло существо у него в руках, и понял, что оно расслышало вопрос. Он с трудом осознал, что голос, должно быть, принадлежит Илю, — а значит, светящаяся сущность, перенесшая его сюда, пала в бою.

— А тебя, Диксон, — продолжал говорить монотонный голос, — послал мой враг. Ты кажешься мне очень странным созданием, Диксон. Я могу общаться с тобой и видеть тебя только благодаря силам, отнятым у напавшей на меня враждебной сущности. Твой разум для меня сродни хаосу. Какое заклинание ты наложил на мою избранную жрицу? Она больше не повинуется мне!

— Неужели ты никогда не слышал о любви? — громко спросил Диксон.

Вопрос растворился в кромешной темноте, и в воздухе повисла тишина. Диксон ждал ответа, крепко прижав к груди любимую девушку.

— О любви?.. — наконец раздался задумчивый шепот бога. — Нет, я никогда не слышал такого слова.