Он поплелся вдоль берега по гладкому белому песку, постоянно оглядываясь вокруг на предмет других выживших, в отчаянии желая найти хоть какой-то факт, доказывающий, что он здесь не один. Но ничего не было. После продолжительных поисков он присел отдохнуть и совершенно внезапно для себя погрузился в глубокий полуобморочный сон. Проснувшись, снова принялся рыскать по пляжу в поисках следов других людей. Спустя долгое время его замыленному взору предстали, вроде бы, чьи-то следы, и он, отчаянно вопя во все горло, побежал по ним, спотыкаясь и падая. Однако вскоре он понял, что это были его собственные следы, которые он, сделав несколько кругов по пустынному пляжу, принял за следы другого человека. Он обошел все вокруг и теперь окончательно убедился, что лишь ему удалось пережить вчерашнюю ночь.

Он стоял посреди лабиринта из собственных следов и пытался сориентироваться, изредка бросая взгляд на зеркальное море. Где же он находится? Как отсюда выбраться? Получится ли выбраться? Бесполезно искать ответы. Любая попытка вспомнить на карте этот остров заканчивалась провалом из-за того факта, что этого места вообще не должно быть здесь — оно появилось в результате шторма.

Он устало пожал плечами и прекратил думать. Тем более, что мыслям мешали подступающие голод и жажда. Кривая усмешка приклеилась к его губам. Необходимо исследовать джунгли, но он плохо подготовлен для этого — нет ни нормальной обуви, ни даже мало-мальски пригодного ножа. И вот, босиком, в рваных засоленных лохмотьях, с легким головокружением от шока, голода и пронзительной боли после вчерашней схватки с волнами, он побрел в джунгли, надеясь найти хотя бы пару упавших фруктов.

Подлесок был не густой. Огромные, увитые лозой деревья стояли достаточно далеко друг от друга, практически не мешая идти мимо них. И нигде не было слышно ни звука — полная тишина. Он понял это, когда достаточно отдалился от берега, продолжая погружаться в этот омут безмолвного затишья. Инстинкт заставил его двигаться так, чтобы не нарушать эту тишину.

Стараясь ступать как можно мягче и прислушиваться к любым звукам в подлеске, он не раз и не два ловил ощущение, что слышит какого-то мелкого грызуна, снующего в траве, впрочем, удостовериться в источнике звука не мог, что только усиливало чувство нарастающей тревоги. Над головой изредка раздавалось тихое хлопанье крыльев, однако и птиц ему не удавалось разглядеть. Он уходил все глубже и глубже в тишину, а незримые обитатели леса, казалось, продолжали его преследовать даже в чаще.

Голод и жажда все сильнее овладевали им, из-за чего иногда джунгли перед затуманенными глазами раздвигались в стороны, а почва буквально вздымалась под ногами. Он по-прежнему не видел ни одного живого существа, хотя шорохи грызунов и хлопанье крыльев птиц преследовали его повсюду, словно насмехаясь. Чувство тревоги нарастало. Как и накатывающаяся волнами усталость, и если бы он ей поддался, то уже не смог бы идти дальше.

Через некоторое время он споткнулся о змеевидный корень дерева и рухнул на замшелый мох, даже не пытаясь после этого подняться. Цветочный полумрак успокаивал его больное тело, заглушал яростный грызущий голод. В какой-то момент ему показалось, что он плывет по воздуху, освободившись от физического тела. Он больше не чувствовал под собой опоры, ему казалось, что он качается на морских волнах.

Тишина сомкнулась вокруг него, заливаясь в голову, словно вода. Он позволил ей наполнить тело, пока не возникло ощущение, будто мягкое течение уносит его все глубже и глубже, в какую-то бесконечную глубину сквозь плотные слои зеленого безмолвия. Внезапно течение всколыхнулось, точно от пульсирующего прилива, напоминавшего холодную дрожь.

Он лежал в полубессознательном состоянии от голода и усталости, медленно погружаясь в царство Морфея… все глубже… и глубже… и глубже…

Тонущий мозг смутно осознавал, что ждет его на глубине, пытаясь тщетно ухватиться за самую малейшую грань рассудка.