Лобковиц немало путешествовал на своем веку, и его почти ничем нельзя было удивить.

Мы прошли совсем немного, когда снег начал таять, обнажая тропу, которую теперь нетрудно было разглядеть. Однако между мной и Лобковицем уже установилось нечто вроде дружеских отношений. У него тоже возникло ощущение, что у нас с ним гораздо больше общего, чем с остальными, даже с Клостерхеймом. Я спросил, что он знает об этом человеке.

– Он вечен,- ответил Лобковиц,- хотя и не подвержен реинкарнациям.

Он попросту возрождается вновь и вновь в момент смерти. Этот дар, а вернее, проклятие, он получил от своего хозяина, которого в этой сфере зовут Люцифером. Насколько я понимаю, этот владыка Нижних миров приказал Клостерхейму найти Святой Грааль. Он был точкой опоры самого Равновесия. Но Клостерхейм также хочет заручиться поддержкой традиционного хранителя Грааля.

Я спросил, о ком идет речь. Лобковиц сказал, что я состою в дальнем родстве с семьей, которой поручили охранять Святую чашу. Грааль исчезал несколько раз, и когда это случалось, его приходилось искать, куда бы ни вели следы. Когда его похищали, он принимал различные формы, прячась даже от своих защитников. Сам Лобковиц никогда не принимал участия в поисках Грааля, но эти поиски велись, ведутся и будут продолжаться в множестве миров. Лобковиц сказал, что завидует моей слабой памяти. Он был уже вторым человеком, от которого я услышал это замечание. Я с раздражением ответил, что если он называет мое нынешнее состояние слабой памятью, то я был бы только рад вообще ничего не помнить. Лобковиц извинился.

Вскоре мы догнали остальных. Им нечего было рассказать. Хозяева лодок исчезли, оставив лагерь нетронутым, и мы уютно провели в нем ночь.

Когда мы утром принялись нагружать каноэ, налетел снежный буран. Он носился по лагерю несколько часов, наметая высокие сугробы. С востока дул сильный ветер. К тому времени, когда мы смогли отправиться в дорогу, реку покрыл метровый слой снега и льда. Было ясно, что впереди он еще толще. Нам оставалось либо зимовать здесь, либо идти пешком.

Ипкаптам сказал, что лодки можно тащить за собой как сани. Тогда племя сможет двигаться вместе, ведь было бы глупо бросать детей и женщин одних. Мы отправились в путь, сначала неся лодки на себе, а потом волоча за собой, когда это стало возможно, и наконец достигли предгорий. Острые скалы нависали над нами, вонзаясь темными пиками в вечернее небо.

– Эти вершины выглядят зловещими,- заметил Гуннар, поднимая горсть снега и натирая им шею. Я и забыл, как викинги любят снег. Они тоскуют по нему, как мавры по дождю.

Клостерхейм указал проход в горах. Между вершин петляла темная расщелина, блестевшая, словно черный лед. Вероятно, ее стены состояли из базальта. Склоны гор и росшие на них ели и сосны уже покрыл толстый слой снега. Мы не видели свободной от льда воды и лишь изредка встречали дичь. Время от времени я мельком замечал зимних зайцев, которые мчались по снегу, оставляя черные отпечатки лап на белой пороше. Высоко в небе парили ястребы, высматривая добычу. Еще никогда я не видел столь бесплодной заснеженной пустыни. Она поражала воображение своими просторами, нетронутой белизной. Вряд ли кто-нибудь из нас мог надеяться выжить здесь, разве что за горами раскинулся волшебный рай, защищенный от непогоды. Весь наш опыт и здравый смысл требовали повернуть назад, пока это еще было возможно, и провести зиму в более благоприятных условиях.

Клостерхейм и Гуннар хотели двигаться вперед. Ипкаптам заметил, что продолжать путешествие глупо. Мы потеряем всех людей, но не приблизимся к своей цели. Принц Лобковиц также призывал к благоразумию. Мне еще предстояло пережить лучшую пору своего тысячелетнего сна, и я сказал, что у меня нет аргументов ни за, ни против, но если викинги испугаются прохладной погоды, я буду очень удивлен.

Услышав мои слова, скандинавы заворчали, принимая горделивые позы, и, разумеется, мы двинулись дальше, оставив самых слабых охранять лагерь, если это им по силам.