– Похоже, вы неплохо знакомы с английской литературой, – сказала я.

– Я многим ей обязан. Посредством поэмы Лонгфелло я узнал об истории своей собственной жизни, вернулся к тому времени, когда состоялось мое первое путешествие в грезах. Я увидел во сне три пера. Я решил, что должен отыскать трех орлов в обиталищах трех ветров. Первым делом я отправился в девственные леса и прошел северный путь, который называется Орел, поскольку решил, что именно в этом заключается смысл моего сна. Этот путь привел меня в горы, и я понял, что это не моя дорога. Однако, покинув ее, я очутился в Бостоне, как нельзя удачнее выбрав момент. Я пытался выяснить, не связан ли с моим именем какойлибо миф. И если такой миф существовал, я должен был следовать ему и превратить его в реальность. Можете представить, в каком запутанном положении я оказался. Я появился в будущем, много лет спустя после своей смерти. Я обрел удивительные навыки. Я научился читать на языке этих новых людей, внешность которых поначалу изумляла меня. Очень многие добрые люди с радостью помогали мне, но я слышал и надменные голоса обывателей, которым не нравился мой облик. Однако смысл моего первого духовного путешествия заключался в том, чтобы научиться читать. Открыв свою душу грядущему, я не только стал свидетелем рождения народа гауденсони, Людей Под Одной Крышей, но и получил представление о том, какая судьба их ждет, если я не пойду другой дорогой. Чтобы оказаться в том будущем, к которому я стремился, я должен как можно меньше вмешиваться в ход истории.

– Вас не оскорбили взгляды Лонгфелло на мифологию коренных жителей?

– Лонгфелло был гением, веселым, доброжелательным человеком. И ужасно волосатым. Я унаследовал от могоков отвращение к волосам, покрывающим тело мужчин. По-видимому, римляне разделяли их неприязнь. Однако при всем этом доброта Лонгфелло пересилила мое предубеждение. Его внешность забавляла меня. У него была смешная пружинистая походка, и он подпрыгивал, когда шел пешком. Помнится, я подумал, что он одет чересчур тепло для того времени года, но, наверное, сам я показался ему едва ли не голым. Тогда на мне еще не было всего этого. – Он со скромной гордостью указал на свои татуировки.

– Меня с самого начала заинтересовали трансценденталисты. Эмерсон хотел познакомить меня с Торо, но в тот день в Паркер-Хаус заглянул Лонгфелло, и мы случайно разговорились. Он так и не поверил до конца в то, что я реально существую. Он был до такой степени увлечен своей поэмой, что, кажется, поначалу заподозрил, будто бы выдумал меня!

Когда Эмерсон представил нас друг другу, Лонгфелло, должно быть, счел меня кем-то вроде благородного дикаря. – Айанаватта негромко рассмеялся. – Торо, в свою очередь, нашел меня несколько грубоватым.

Как бы то ни было, эта встреча была предопределена судьбой и сыграла важную роль в собственном путешествии Лонгфелло. Я понял, что его поэма предсказывает, каким образом я оставлю свой след в этом мире.

Три пера, которые я в своих грезах принял за орлиные, были, разумеется, тремя перьями для письма. Три писателя! Я неправильно истолковал свой сон, но предпринял именно те действия, которые требовалось. Это была настоящая удача. Я держался немного скованно, поскольку впервые посетил астральную сферу в физическом обличье. К сожалению, этот этап путешествия завершен. Я не знаю, когда в следующий раз увижу книгу.

Айанаватта начал сворачивать свой спальный мешок с привычной аккуратностью и ловкостью человека, живущего под открытым небом.

– Обитатель здешних мест носят вампумы, хранящие их знания и слова.

– Он указал на затейливо сплетенный пояс, который поддерживал его штаны из оленьей кожи. – Язык вампумов можно толковать столь же изысканно и изобретательно, как Библию, Джойса или американскую Конституцию. Порой заседания наших советов напоминают сборища французских постмодернистов!

– Вы сумеете доставить меня к мужу? – Я начинала понимать, что Айанаватта принадлежит к числу людей, имеющих склонность к абстрактным рассуждениям и способных говорить часами, если их не остановить.