– Отлично,- сказал Айанаватта, расхаживая по образованной сплетенными ветвями пещере, в которую проникал одинокий луч солнца, освещая нежный побег дерева в центре.- Это самое подходящее место для нашего колдовства. Это мир внутри мира, с крышей, четырьмя углами и деревом в середине. Он усилит наши чары, заставит их работать как положено.

Еще некоторое время он продолжал высказываться на эту тему, но ничего нового не добавил. Мы развели в горшке маленький огонь – точно так же, как вы разжигаете очаг в своем доме. Портить землю в этой древней пещере показалось нам кощунством. Многие ветви здесь были толще стволов, Вероятно, они прожили тысячи лет. Быть может, прежняя цивилизация оставила нам несколько участков нетронутого леса? Или природная катастрофа уничтожила все, кроме двух-трех рощиц деревьев, неподвластных времени?

Айанаватта сжег немного пищи, принеся ее в жертву пещере за то, что она дала нам кров. Деревья обладают особым разумом. За уважение они воздают добром. У меня возникло отчетливое ощущение, что этой ночью я спала в святом приюте, в храме.

Мне снились сны, а ведь такое бывает со мной очень редко. Дерево, под которым я спала, превратилось в мультивселенную, по которой я бродила. Мне снились родственники. Мне снился мир, в котором меня звали Илианой Гаратормской. Она была могучей воительницей, инкарнацией Вечного Воителя, духовной сестрой моего отца. Ее мир целиком состоял из старых деревьев. К северо-западу росли большие красные деревья, к северо-востоку – гигантские дубы и березы. На юге он граничил с мангровыми зарослями и другими, еще более экзотическими растениями. Все они принадлежали к единому сообществу переплетенных ветвей и корней. Буйно цветущие магнолии и рододендроны, громадные хризантемы и розы образовывали мир, в котором Илиана мирно уживалась с всевозможными птицами и чудовищными насекомыми. Она передвигалась по ветвям своего мира точно так же, как я ходила лунными путями.

В моем сне Илиану терзала тревога. Она предвидела закат своего мира.

Смерть всего сущего. Гибель дерева, служившего ей домом, и вместе с ним – свой собственный конец. Она взывала к своим пращурам и к духам своего мира, прося их поддержать ее в последней схватке. Она обращалась к созданиям, которых называла сереброкожими, и, просыпаясь, вспоминала историю Пьеля Д'Аргента из Ле Курбуазье Блан, серебряного человека, принца волшебной страны, которого какатанава именовали Белым Вороном.

Когда я очнулась, мой сон ускользнул от меня. Я всеми силами старалась удержать его, поскольку в каком-то уголке моего сознания брезжила назойливая мысль, связывавшая Белого Ворона с кем-то или чем-то – смутное воспоминание, вероятно, сохранившееся с детства. Я все меньше сомневалась в том, что мы родственники.

Я посмотрела в лицо спящего светловолосого юноши. Он пребывал в состоянии абсолютного покоя, но я знала, что ему достаточно нескольких секунд, чтобы полностью прийти в себя. Я была бы рада прекратить дышать из опасения, что он по ошибке примет издаваемые мной звуки за сигнал тревоги. Что в моих грезах было связано с Белым Вороном? Какие островки памяти пробудила во мне встреча с ним? Я придвинулась к огню. Выдыхаемый мной воздух превращался в бледный пар. Я плотнее закуталась в свою накидку из бизоньей шкуры и вскоре согрелась.

В конце концов я опять погрузилась в сон. Утром я увидела, что прошел снег. Переплетение дубовых ветвей защитило нас от него. Теперь мы находились во дворце из замерзшей зелени и золота с многими залами.

Выглянув наружу, мы видели прерию, которую первый снегопад этой зимы превратил в девственно-чистый ковер. Сидя подле весело трещавшего маленького костра, любуясь необъятными заснеженными просторами, Белый Ворон радостно посапывал трубкой, а, заметив, что мы проснулись, достал маленький барабан и затянул песню.