Давно молчавший мобильник запиликал в кармане его дубленки. Правая рука была прикована, и Пупкович достал трубку левой.

– Алло!

Как только он услышал голос, хорошо ему знакомый, он сразу же закричал в трубку:

– Прохоров?

– Да, это я.

– Меня захватили.

– …

– Да, взяли в заложники, могут убить, им это ничего не стоит, – истерично кричал нефтяной магнат. – Звони всем. Министру позвони!

– …

– Да. Не нужны им деньги, – Пупкович слышал все разговоры «омеговцев» и прекрасно был осведомлен об их намерениях. – Да надавите вы на него. На всех давите. Деньги предлагайте. Сколько попросят, столько и давайте. Пусть соглашаются.

Фомичев, самодовольно хмыкнув, выругался матом. Все-таки мобильная связь имеет свои преимущества. Он понимал, олигарх поднимет на ноги всех, и в Москве начнут действовать, станут давить на силовиков, министров, а те, в свою очередь, попытаются надавить на самого президента.

Олигарх не унимался, кричал в трубку:

– Ивану Петровичу звони, депутатам. Какого хрена мы им деньги платим? Ты бы видел, что здесь творится.

– …

– Нет, я не ранен. Но могут убить.

Пупковичу и в голову не приходило, что его пока никто убивать не собирается, он нужен «омеговцам», нужен как воздух, как вода в пустыне. Пока он с ними, они в относительной безопасности.

– Делай же что-нибудь, Прохоров!

– Ты скажи им, чтобы пошевеливались, – мрачно произнес, обращаясь к Пупковичу, майор, – до Москвы уже недалеко. Или мы верх возьмем, или им плохо станет. Всем звони, кого только знаешь, – и ногой Фомичев закрыл дверь. – Слышал, Валера, как он там распинается?

Старший лейтенант кивнул в ответ.

– Прорвемся, командир.

– Надеюсь, – ответил Фомичев.

– Вроде все пока путем идет.

– Сплюнь.

Алексеенко потер рассеченную бровь, провел ладонью по шраму на левой руке и, повинуясь совету командира, трижды сплюнул через плечо.

– Вот так-то лучше будет, – сам себе сказал он, перемещая на грудь короткий автомат. – Ну, мы пошли, командир, разберемся с тормозящим вагоном и спокойно до Москвы покатим.

Фомичев кивнул и отвернулся. Он, как никто другой, понимал, доехать до Москвы не дадут, все сделают, костьми лягут, но поезд остановят. И также Фомичев понимал другое – назад дороги ни у него лично, ни у кого из бойцов группы «Омега» уже нет. Их даже в плен брать не станут, уничтожат при первой же возможности, чтобы затем свалить на них все – и генерала, и полковника, и охрану на базе, а также солдат из этого поезда, сам поезд с бочками нервно-паралитического газа.

Машинист тепловоза, немолодой мужчина с мокрым от пота лицом и дрожащими руками, посмотрел на майора:

– Если еще минут двадцать тот вагон будет нас тормозить, то может…

– Что может? – рявкнул на него Фомичев.

– Авария может случиться.

Помощник машиниста стоял рядом, боясь шелохнуться. Он вообще не понимал, как это они еще все живы, почему их состав не загнали на какую-нибудь ветку, не пустили под откос, почему какой-нибудь товарняк не столкнулся с ними лоб в лоб или даже не товарняк, а один неуправляемый локомотив, пущенный навстречу.

Фомичев взял рацию, вызвал Алексеенко:

– Слушай, старлей.

– Да, командир.

– Разберись как можно быстрее и отцепи на хрен последний вагон, чтобы никто тормозить не смог.