Изменить размер шрифта - +

Начинаю рассказывать, хотя помню не слишком многое. Собственно, не припоминаю ничего лет до одиннадцати.

Женщина молча смотрит на меня, ожидая продолжения.

«Вы ведь время от времени отключаетесь, доктор Фоуст?»

Но потеря сознания случается из-за таких вещей, как злоупотребление алкоголем, эпилептические припадки, низкий уровень сахара в крови.

Я не теряла сознание в детстве. Я просто не помню его.

— Это типично при диссоциативном расстройстве, — сообщает собеседница после долгой паузы. — Диссоциация помогает забыть о травмирующих событиях. Защитный механизм, — зачем-то повторяет она.

— Расскажите об этой… Камилле, — прошу я. Надо попробовать поймать женщину на лжи. Рано или поздно она начнет себе противоречить.

Женщина говорит, что альтеры бывают разными. Садисты, защитники и многие другие. Пока она не до конца поняла, кем является молодая женщина, которая иногда заступается за меня, а иногда отзывается обо мне с ненавистью. Она раздражена, зла, агрессивна. Что-то вроде любви-ненависти: Камилла ненавидит меня и одновременно хочет стать мной.

А маленькая девочка понятия не имеет о моем существовании.

— Офицер Берг взял на себя смелость провести небольшое расследование. Ваша мать умерла при родах, не так ли?

Я отвечаю, что да. Преэклампсия. Отец никогда об этом не заговаривал, но я знала, что он страшно переживает: его глаза блестели при каждом упоминании ее имени. Как ужасно, наверное, лишиться жены и растить дочь одному…

— Когда вам было шесть, ваш отец женился во второй раз, — утверждает женщина.

Я не согласна:

— Нет. Мы с отцом всегда жили вдвоем. Больше никого не было.

— Вы же говорили, что не помните свое детство, — замечает собеседница. Но я отвечаю, что кое-что помню: как мы с отцом жили в городе, когда мне было одиннадцать. Он ездил на работу на электричке и возвращался пьяный часов через пятнадцать-шестнадцать.

— Помню, — настаиваю я, хоть и не помню, что было до этого. Но мне хочется верить, что ничего не менялось.

Женщина достает из «дипломата» бумаги и рассказывает. Когда мне было шесть, отец женился на женщине по имени Шарлотта Шнайдер. Мы жили в Хобарте, штат Индиана. Отец работал торговым агентом в небольшой компании. Через три года, когда мне исполнилось девять, он и Шарлотта развелись. Не поладили.

— Что вы можете сказать про свою мачеху?

— Ничего. Вы с офицером Бергом ошиблись. Никакой мачехи не было, только отец и я.

Собеседница показывает фотографию. Мой отец, я и незнакомая, но очень красивая женщина стоим перед домом, который я впервые вижу. Домик маленький, одноэтажный, с мансардой. Почти весь скрыт за деревьями. На подъездной дорожке незнакомый автомобиль.

Отец выглядит моложе, чем в моих воспоминаниях. Более красивый, более энергичный. Он смотрит украдкой на женщину, а не в объектив камеры. На лице искренняя улыбка, что странно: он редко улыбался. На снимке у него густая темная шевелюра. Нет морщин под глазами и на щеках — они избороздят его лицо позже.

В детстве отец дал мне прозвище Мышка, потому что я была нервным подвижным ребенком и все время морщила носик, словно мышка.

— Я уже показывала это фото девочке. Альтеру оно не понравилось. Она забилась в угол и начала что-то яростно черкать карандашом в блокноте. Нарисовала вот это.

Женщина снова показывает мне рисунок: расчлененное тело, кровавые брызги.

— Когда вам было около десяти, отец подал заявление о защите вас от мачехи, продал дом в Индиане и переехал с вами в Чикаго. Там он нашел новую работу в универмаге. Помните?

Нет, не помню. Точнее, помню, но не всё.

Быстрый переход