– Обязательно спрошу, – пообещал Викландер. – Шеф считает, что он имеет отношение к нашему делу?

– Ни под каким видом! – с чувством ответил Юханссон. – С какого боку?

Я интересуюсь им по чисто личным причинам, а по каким – не твое дело, подумал он.

– Будет сделано.

Интересно, что задумал шеф, мысленно поинтересовался Викландер.

32

Воскресенье, 2 апреля 2000 года

В восемь часов утра Хольт позвонила своему шефу Ларсу Мартину Юханссону, чтобы получить разрешение продолжать разработку Хелены Штейн обычным путем, ставшим для нее вполне привычным за десять лет работы в следственном отделе: наружное наблюдение, прослушивание телефонов – традиционный балет, в результате которого, как правило, что‑нибудь да вылезет на поверхность. Сидеть и щелкать по клавиатуре или с головой зарыться в папки с документами могут и другие – Лиза Маттеи, к примеру. Она это любит, и к тому же умеет лучше, чем кто‑либо другой.

Не в пример вчерашнему дню Юханссон взял трубку только после третьего сигнала и был, если это только возможно, еще более лаконичным, чем в первый раз.

– Доброе утро, Хольт, – проворчал он. – Чем могу служить?

– Мне бы хотелось начать наружное наблюдение за Хеленой Штейн, – сказала она.

Только бы он не подумал, что я выслуживаюсь, подумала она. Звонки по утрам в выходные – не чересчур ли?

– Забудь, – вежливо буркнул Юханссон. – Пока не докажешь ее присутствие в квартире Эрикссона и не приведешь мне как минимум три веские причины для размышления.

Без церемоний, подумала Хольт.

– И телефон ее тоже забудь, – отрубил он.

Несмотря на полное неумение вести светский разговор, Юханссон, очевидно, обладал даром чтения мыслей.

– Спасибо, шеф. От всей души надеюсь, что не причинила вас особого беспокойства в воскресное утро, – подчеркнуто светским тоном произнесла Хольт.

Куда деваться от тебя и таких, как ты, с горечью подумала она.

– И никуда ты от меня не денешься. Если хочешь хороший совет, запомни: на меня и таких, как я, эти штуки не действуют. – Он повесил трубку.

Ничего себе, подумала Хольт. Он и в самом деле ясновидец. Мне ясно одно: надо торопиться.

Мартинес тоже увязла в бюрократическом болоте. Ни одного из дежурных экспертов из криминалистического отдела СЭПО на месте не было: все уехали по какому‑то в высшей степени важному делу такой неописуемой секретности, что никто даже не пожелал сообщить, когда можно ждать их возвращения в здание управления на Польхемсгатан.

Дежурного криминалиста в Стокгольмском отделении полиции поймать тоже не удалось: в отделе просто никого не было, во всяком случае, трубку никто не поднял, а значит, никакой информации насчет того, когда и с кем можно будет поговорить, получить не удалось.

Под конец она позвонила в отдел полиции Центрального района.

– Меня не спрашивай, – раздраженно отозвался комиссар. – Один черт знает, где они, как всегда, шляются.

– Большое спасибо за помощь, – сказала Мартинес с выражением.

Мудила стоеросовый, подумала она, кладя трубку.

И Хольт, и Мартинес пришлось подчиниться судьбе. Чтобы чем‑то заняться, они составили общество Маттеи. Та была в демонстрационном зале, сидела перед компьютерами в проекторной, куда они для надежности перенесли все относящиеся к делу материалы. В стороне от мониторов на столе лежала аккуратная стопка толстых папок. Маттеи была весела, как птица. Она пообещала после ланча показать им новые программы («если они вас интересуют, разумеется»).