Все эти и подобные им рассуждения настолько подняли его настроение, что он решил вознаградить себя еще одним стаканом красного вина на сон грядущий. Жена отправилась к подруге и предупредила, что вернется поздно, так что у него не было никакой необходимости сидеть и ее дожидаться.

Хорошее настроение не улетучилось даже в понедельник утром, и он был очень этому рад, поскольку в начале рабочего дня ему предстояло встретиться с прокурором СЭПО, а для такого разговора он должен был быть в форме.

– Что скажешь? – спросил Юханссон прокурора, который то и дело вздыхал и ерзал на своем стуле за огромным письменным столом.

– Слишком много самых разных и неприятных совпадений, – ответил прокурор с весьма озабоченным видом.

– В том‑то и дело, – сердечно поддержал Юханссон.

Так всегда бывает, когда начинаешь копаться в совпадениях, подумал он. Все разные и все неприятные.

– Нет‑нет! Всего этого не хватает на более или менее обоснованные подозрения против нее. Об этом и речи нет! – поспешно сказал прокурор, подняв для убедительности обе ладони, словно отталкивая только что зародившееся в пространстве перед ним необоснованное подозрение. – До этого далеко. Очень далеко. Я попытался сейчас оценить улики, и прямые, и косвенные, как мы это обычно делаем, по отдельности и в сочетании… Нет, единственный разумный вывод – этого недостаточно. Это совершенно очевидно!

– Мы пришли примерно к такому же заключению, – поддакнул Юханссон.

– Единственно разумному. Разумеется, мы не можем пройти мимо альтернативных версий убийства. Я имею в виду, что все могло произойти и без участия Штейн.

– Как ты себе это представляешь? – невинно спросил Юханссон, хотя прекрасно знал, что сейчас услышит.

– Ну… вспомни хотя бы свидетельство комиссара Бекстрёма. У него совершенно иная точка зрения, нельзя же сбросить со счетов его мнение, ведь именно он руководил следствием.

– Да, конечно… руководил.

– Бекстрём – очень опытный полицейский, – сказал прокурор. – Знаешь, этакий старый филин…

Юханссон одобрительно покивал, он не ожидал такого развития разговора – прокурор его удивил.

– Это точно: из настоящих старых филинов, – с максимальной доступной ему теплотой подтвердил Юханссон. Филин и есть филин, подумал он. – Гомосексуальный след, безусловно, заслуживает внимания.

Если иметь глаза на затылке, как у тебя, ехидно подумал он.

– Как ты смотришь на то, что мы спишем это дело? Против Штейн?

– Спишем как полностью несостоятельное.

– И следствие, которое твои ребята провели – между прочим, образцовое следствие, я специально подчеркиваю – образцовое, – останется в этих стенах. – Бодрости у прокурора заметно прибавилось.

– Конечно‑конечно, – согласился Юханссон. – В противном случае это будет чистой воды оговор. – Как быстро ты сможешь подготовить все бумаги?

И тогда я поговорю со своими, решил он.

– А когда ты хочешь их иметь?

– Лучше всего прямо сейчас.

Если ты начнешь вилять, я удушу тебя собственными руками, подумал Юханссон.

– После ланча, – осторожно предложил прокурор. – Мне понадобится несколько часов – ну, сам знаешь, отточить формулировки, – и во второй половине дня ты получишь заключение.

– Договорились, – согласился Юханссон.

Лучше бы ты ничего не оттачивал, подумал он.