– А именно?

– Если я все поняла правильно, в гимназии ее довольно сильно травили одноклассники. В первый год на юрфаке в Упсале ее поколотили два студента после праздника стокгольмского землячества, – сообщила Маттеи. – В объяснении для полиции указано, что ссора возникла в результате политической дискуссии, и, если шефу интересно посчитать ее синяки, я вложила в дело копию врачебного осмотра в Академическом госпитале в Упсале. – На ее лице не было ни тени улыбки.

А ты смелая девочка, подумал Юханссон, куда смелее, чем выглядишь.

– Скоты, – сказал он вслух. – А дальше что? Что она делала осенью восемьдесят девятого, когда помогла Эрикссону отправиться на тот свет?

– К этому времени она давно уже была членом Социал‑демократической партии. Вступила в семьдесят седьмом и состоит до сих пор. Член женского союза и юридического совета в рамках партии. Представляет левое крыло. Несмотря на внешнюю скромность, ее считают очень значительной фигурой.

– Вот видишь, – довольно сказал Юханссон. Была у него такая слабость – примерять чувства и мысли других людей на себя.

– Извини, шеф, – не поняла Маттеи. – Вижу что?

– Люди постепенно смещаются вправо.

– Да, по мере того как становятся старше. На эту тему написаны сотни диссертаций.

– Приятно слышать, – обрадовался Юханссон.

Всегда приятно слышать, что люди более или менее нормальны, подумал он.

– Но нельзя сказать, что с тех пор, как она подалась в социал‑демократы, у нее все шло как по маслу, – продолжила Маттеи.

– А в чем дело? – спросил Юханссон.

Ее и потом поколачивали? – подумал он, но вслух не сказал – это выглядело бы несерьезно.

– Она очень трудолюбива, и сейчас, помимо работы на посту госсекретаря, у нее есть и другие доверительные поручения. Она даже недолго сидела в риксдаге, замещала заболевшего депутата.

– Но в ноябре восемьдесят девятого года она работала адвокатом.

– Да. Штейн окончила юридический факультет в тысяча девятьсот семьдесят девятом году в университете Упсалы. Работала сначала в народном суде, потом проходила практику в адвокатуре до восемьдесят пятого, когда получила звание адвоката. Работала адвокатом до тысяча девятьсот девяносто первого, потом ушла в политику; в правительственной канцелярии – с девяносто четвертого, после возвращения социал‑демократов к власти. И все же она, как я уже говорила, белая ворона среди них.

– Почему?

– Отчасти из‑за своего происхождения… Шеф сам же говорит, что Штейн аристократка, и об этом ей, конечно, не раз напоминали. Но дело не только в этом.

– А в чем же еще?

– Она белая ворона потому, что она высококлассный юрист, свободно говорит на нескольких языках и среди ее сотрудников невозможно найти ни одного, кто сказал бы о ней хоть одно дурное слово…

– Она замужем? – прервал ее Юханссон. – Дети есть?

– Была замужем за сокурсником несколько лет, пока училась в университете и работала в суде. С восемьдесят первого разведена, детей нет. Еще у нее было несколько связей, более или менее продолжительных, однако, с тех пор как ее назначили госсекретарем, живет одна.

– Ты в этом уверена? – спросил Юханссон, почему‑то широко улыбнувшись.

– Да. Последние годы она живет одна.

– Интересно… Я должен спокойно просмотреть все материалы. На что еще ты хотела бы обратить наше внимание?

– Ее назначение на пост госсекретаря в Министерстве обороны, безусловно, представляет интерес.