— Но у меня есть доказательства, — запротестовал Ференц Давид.

— А ты не подумал, что у меня тоже могут быть доказательства?

— В этом не будет необходимости, если ты поедешь в Мохач главным инженером, — вмешался Имре. — Получишь трехкомнатную квартиру.

Миклош поглядел на Вики.

— А вы читали эту статью?

— Читала.

— Ну, и как по-вашему: если то, что в ней написано, соответствует действительности, могу я работать главным инженером в Мохаче или еще где-нибудь? Ведь тогда меня нужно исключить из партии и посадить за решетку.

— Я с вами абсолютно согласна, — кивнула Вики.

— Минуточку, — сказал Ференц Давид. — Я бы хотел кое-что уточнить. Мы вовсе не стремимся обострить ситуацию. Тебе еще только сорок три года. У тебя семья. Зачем же портить тебе жизнь? Мы все учли. Твой отец погиб. Ты сам боролся против нацистов. Перенес пытки, прошел концлагерь. Был секретарем уездного комитета партии. Много сделал для людей.

— Ты шутишь? Сам-то ты веришь в то, что говоришь?

— Конечно. А как же иначе?

Тереза, которая до сих пор слушала молча, вспылила:

— А почему вы не написали всего этого в газете?

— Тереза, подожди, — сказал Имре. — Дай Фери закончить.

Ференц Давид очень обрадовался вмешательству брата. Теперь он избавлен от необходимости отвечать на этот щекотливый вопрос.

— Да я, собственно, уже закончил. Хочу только добавить: мы не забыли и то, что ты был другом Имре.

— Я и сейчас таковым являюсь, — промолвил Миклош, и настроение у него испортилось. — Я не только свои интересы отстаиваю, но и его.

Имре чертыхнулся про себя. Господи, да что ж это за упрямец такой? Почему он не хочет бросить все это, к чертям собачьим, и уехать с миром? Эким фарисеем стал Миклош! Разыгрывает из себя мученика, борется якобы за своего друга. Так борется, что аж на скамью подсудимых готов его посадить.

— Не надо отстаивать мои интересы, — сказал он. — Я уж сам как-нибудь.

Миклош в недоумении уставился на друга:

— Имре, что с тобой? Ты никак спятил? Твой враг не я, а те, кто поют тебе дифирамбы и угодничают. Их бойся.

Ференц Давид поднял руку, как выскочка-ученик, желающий похвастаться своими знаниями.

Вики все больше тяготилась своей ролью и укреплялась в решении вернуться на прежнюю работу в гимназию. Не для нее вся эта высокая политика. Как же ей было не признать правоту Терезы, этой грустной несчастной женщины, спросившей у Фери, почему он не пишет в газете то, что говорит? Почему в газете он печатает одно, а здесь при свидетелях утверждает совсем другое? Что же это за тактика, которая исключает порядочность? Любопытно, что еще придумал Фери.

— Скажи, Миклош, если возбудят дело против мошенников, орудующих на фабрике, что будет с твоим другом?

— Что ты имеешь в виду?

— Имре как директор фабрики несет личную ответственность за все злоупотребления.

— Ясно. Тебя беспокоит судьба Имре. Об этой стороне дела я еще не подумал. Но обещаю тебе, что непременно подумаю. А сейчас я очень устал. Да к тому же завтра у меня трудный день, ведь я единственный обвиняемый.

34

Заседание комиссии началось с конфликта. Балинт Чухаи сообщил Миклошу, что комиссия вовсе не собирается разбирать дисциплинарное дело, а просто в его присутствии заслушает свидетелей, которые выдвинули против него серьезные обвинения. В обкоме считают, что лучше всего уладить это дело мирным путем.