— Солнышко мое, — спросила она с мягким сарказмом в голосе, — как ты думаешь, зачем мужчина запирает дверь, когда на кушетке лежит раздетая девушка?

— Этого я не знаю, — спокойно отпарировала Вики. — Я же не мужчина. Но давайте по существу. Вы не видели, что произошло в комнате?

— Нет. Но Анико нам потом все рассказала.

Тереза потеряла самообладание. От долго сдерживаемой обиды на глаза навернулись слезы, и она выкрикнула:

— Старая стерва! Как вы можете так нагло врать?

Ирма с чувством собственного достоинства повернулась к ней и, не выходя из роли, спокойно произнесла:

— Мамаша твоя старая стерва, голубушка.

Миклош обнял жену за плечи:

— Иди домой, Тереза. Ничего страшного не случится. Тебе совсем не обязательно здесь находиться. Иди и успокойся. Все это не стоит твоих слез.

Тереза поднялась, поглядела на Чухаи.

— Я всегда слышала о вас только хорошее, — сказала она, — и считала вас порядочным человеком. Но теперь-то мне не надо больше ничего говорить. Как вам не совестно?

С этими словами она удалилась. Балинт Чухаи недоуменно повернулся к Миклошу, будто желая спросить, что означает эта выходка Терезы. Ведь он и не сказал еще ничего. Какие могут быть к нему претензии? Но Миклош не ответил на немой вопрос Чухаи. Его очень обрадовало, что Тереза наконец поняла: он обязан защитить свое честное имя, ведь это в их общих интересах. Приятно удивило его поведение Виктории Фусек. Она единственная увидела противоречия в показаниях очевидцев и не стала брать на веру их голословные утверждения… Чухаи спросил, нет ли у него вопросов к свидетелям.

Миклош поглядел в свои записки.

— Собственно говоря, у меня только одно замечание. Все выступавшие здесь бессовестно врали. Но сейчас я не стану с ними спорить. Я представлю свои доказательства, когда до меня дойдет очередь. А пока могу только довести до вашего сведения, что в тот вечер, третьего марта, Пала Зоннтага не было дома. Это я тоже докажу.

— Миклош, Миклош, — покачал головой Балинт Чухаи. — Выходит, все врут, только ты один говоришь правду?

— Насчет всех не знаю. Интересно, что сейчас скажет Анико. Она ведь утверждала, что раздел ее я, а теперь выяснилось, что это сделала тетя Ирма. Непростительный промах. Тот, кто задумал всю эту интригу, видимо, забыл уточнить детали. Других замечаний у меня пока нет.

Чухаи отпустил Ирму и Зоннтага, попросил Юлию позвать Анико Хайду. Секретарша вышла.

— Миклош, — сказал он, закуривая, — я был другом и соратником твоего отца. И всегда хорошо к тебе относился. Считал своим последователем, гордился тобой.

— Поэтому вы и повесили на меня всех собак в пятьдесят шестом и пятьдесят седьмом? — раздраженно отозвался Миклош.

— Об этом у нас еще будет время поговорить. А пока хочу тебя предупредить: если Ирма и Зоннтаг сказали правду, я буду требовать для тебя самого сурового наказания. И тебя посадят.

— Это вы можете. Вы тут всё можете. Теперь я это вижу. Если бы у меня хватило ума, я действовал бы с вами заодно. Но для этого у меня не хватает мозгов. Только честности — в избытке. А здесь, в уезде, это неходовой товар. Я еще не знаю, что скажет Анико. Но даже если она подтвердит показания Зоннтага и тети Ирмы, сути дела это не изменит. Они врут самым бесстыдным образом.

— А Шипошне тоже соврала?

— Конечно, — кивнул Зала. — Об этом даже смешно говорить.

— Зачем ей врать? — поинтересовался Ференц Давид.