— О Доркас! — только она и вымолвила. Мы рассказали обо всем моей сестре, и она поклялась всем, что есть святого, не говорить об этом ни единой живой душе. Поменять покрывальца было минутным делом. Поменять одежду было невозможно — мастер Вейн оказался раза в два, а то и боль-ше, крупнее своего бедного сводного братца. Когда миледи возвращалась в карету, она шла бодрым шагом, глаза ее сияли; она собственноручно несла мастера Вейна. Его она не доверила и мне.

Когда мы прибыли в Бат, трудно было сделать так, чтобы его милость ничего не заподозрил. Может, нам бы это и не удалось, если бы по делам, связанным с поместьем, милорду не пришлось вернуться в замок. То короткое время, что он был в Бате, мы исхитрились удержать его в неведении: всякий раз, когда его милость желал видеть младенца, я говорила, что он спит, и его ни в коем случае нельзя тревожить.

Из Бата мы вернулись через несколько месяцев. Неоднократно хозяйка моя писала его милости, что воздух и перемена климата сотворили чудо, и теперь малыш вырос и окреп.

И хозяйка моя тоже чувствовала себя гораздо лучше во всех отношениях. Даже печальное известие о том, что второй ее сын умер через неделю после нашего отъезда, не могло омрачить радости, какую она чувствовала, прижимая к себе дитя мистера Ройда.

Вот и весь мой рассказ, милорд. Если моя хозяйка и поступила дурно, винить в этом нужно не ее, а меня. Господь мне судья; я сделала тогда, как лучше для хозяйки — потому что я служила ей, как служу сейчас, и буду служить всегда.

Доркас закончила рассказ и прикрыла глаза руками. Она не плакала, но Каролине показалось, что она трет глаза, словно они у нее болят. В продолжение всего рассказа она неотрывно смотрела на лорда Милборна. Он же теперь снова сел прямо и, помолчав немного, очень мягко произнес:

— Благодарю вас, Доркас.

Затем он взглянул на мистера Уорлингема.

— Я думаю, что ваше утверждение доказано, сэр, — коротко сказал он, — но я обвиняю вас в убийстве мальчика-грума, ранее находившегося у вас в услужении, с намерением скрыть это и переложить вину на невинного человека. За вами сохраняется право защиты. Он повернулся к констеблю:

— Констебль, с помощью присутствующих здесь полицейских сыщиков препроводите этого джентльмена и его слугу Джексона в Мейдстонскую тюрьму до суда, который состоится в назначенное время.

Констебль, слушавший разбирательство дела с раскрытым ртом, вытянулся:

— Будет исполнено!

Лорд Милборн перевел взгляд на Гидеона и его отца:

— Вы оба потребуетесь для дачи показаний в суде, — сказал он. — В должное время вам сообщат, куда и когда необходимо явиться. Вы должны оставаться здесь и до тех пор никуда не уезжать. Вам понятно?

— Да, милорд!

Они поклонились, после чего лорд Милборн поднялся.

Каролина тоже встала и с удивлением заметила, что Доркас по-прежнему не сводит глаз с лорда Милборна. Он повернулся, и на его лицо упал свет. Доркас широко раскрыла глаза, и что-то быстро спросила. Каролина не разобрала, что именно, но лорд Милборн, видимо, понял, так как кивнул головой.

— Да, Доркас, — ответил он.

Женщина издала восклицание и всплеснула руками, но лорд Милборн, повернувшись к Каролине, сказал:

— Дорогая, проводи меня к вдовствующей леди Брикон.