И когда инструмент освободился – клавишник пошел по рядам слушателей с обязательной в таких случаях шляпой, Ваня воспользовался моментом. Он удивительно умел объясняться с людьми с помощью жестов, даже не зная языка. Что поняли музыканты – неизвестно, но Иван оказался перед синтезатором. Он пробно взял несколько аккордов и, почувствовав инструмент… заиграл.

Самое французское, что только может быть. Старую песню Джо Дассена.

Почти сразу мелодию подхватила гитара, потом присоединились ударные. И это было так красиво и так нежно… что на глаза наворачивались слезы. Дуня стояла среди группы зрителей и не могла оторвать взгляд от человека за клавишами, от его рук, которые рождали пронзительную музыку любви… от глаз, которые внимательно следили за тем, куда надо нажимать, потому что это сложно, если без подготовки…

Он поднял взгляд только тогда, когда закончил играть, и посмотрел туда, где стояла Дуня со счастливыми мокрыми глазами. Люди вокруг хлопали. Ваня улыбнулся и уступил место музыканту. Однако тот не спешил его занимать. Он показал шляпу с заработком, а потом вытащил оттуда горсть монет и вложил их в ладонь Ивана.

– Гонорар не как у Дебарга, но на кофе хватит, – проговорил Ваня, подойдя к Дуняше с улыбкой.

– Ты намерен спустить все эти монеты?

– Я намерен пригласить в ресторан понравившуюся мне девушку, – уточнил Иван. – И там спустить все эти монеты.

* * *

Самая модная музыка, самые изысканные коктейли, самые красивые девушки и юноши. Это день рождения Фила в одном из самых претенциозных ночных клубов столицы. И Тобол здесь – желанный гость. Он кому-то улыбается и говорит комплименты. Обнимает и целует, и его ответно обнимают и целуют. Обмен новостями, свежие сплетни и анекдоты. Это привычная ему среда, он всегда чувствовал в ней себя как рыба в воде. А сейчас Иван Тобольцев смотрит на все это снаружи, сквозь стенку аквариума, в котором плавают яркие тропические рыбки-модели, солидные толстолобики-бизнесмены, хищные барракуды-мачо и много других представителей морской фауны. Тобол зарабатывает деньги благодаря этому аквариуму и поэтому обязан следить за тем, что в нем происходит. Но нырнуть туда никакого желания нет. Потому что Ивану там тесно.

– Ванечка! – на плечи ложится тонкая рука, ему что-то щекотно шепчут на ухо, иногда прерываясь на громкий и не совсем трезвый смех. Иван кивает и улыбается, даже не вслушиваясь в то, что ему говорят. Обычные глупости. Улыбаемся и машем.

Длинноногая модель довольно вспархивает с барного табурета. И на смену ей приходит именинник собственной персоной. На плечи Тобола ложится в этот раз мужская рука – тоже довольно тонкая, с длинными пальцами и прекрасным маникюром.

– Ты грустишь, мой мальчик?

– Отнюдь, – Ваня толкает своим хайболом с виски – вторым за сегодняшний вечер и, скорее всего, последним – коктейльный бокал Фила. – Твое здоровье, дорогой.

– Спасибо, мой хороший, – Лебедев одним глотком допивает и делает знак бармену. – Я на самом деле очень рад, что ты пришел. Ты в последнее время вне тусовки, и по тебе все ужасно скучают, Ванечка.

– Некогда, – преувеличенно громко вздыхает Иван. – Пашу не поднимая головы. Точнее, не отрывая глаз от видоискателя.

– Да, знаю, – смеется Лебедев. – Ты теперь серьезный человек, на глупости времени нет.

– Вроде того, – кивает Тобольцев. – А иначе меня Рох съест. У нас же платежи и обязательства.

– Слушай, – оживляется вдруг Фил. – А раз ты такой до денег жадный… Не хочешь бросить вызов собственным возможностям и поработать с Пшеничной?

Тобольцев хмурит лоб, пытаясь вспомнить.