Ладко вынужден был вернуться назад и ждать лучших дней в маленьком городке, где он устроился на жительство.
Письма Натчи, которые он вскоре получил, показали ему невозможность принять иное решение. За его домом следили больше, чем когда-либо, и Натча оказалась настоящей пленницей; больше, чем когда-либо, его подстерегали, и приходилось в общих интересах старательно воздерживаться от неблагоразумных поступков.
Ладко изнывал от нетерпения в своем бездействии; пересылка оружия сделалась невозможной после неудачи восстания и сосредоточения турецких отрядов на берегу реки. Но это ожидание, тягостное само по себе, сделалось для него совершенно невыносимым, когда в конце июня он перестал получать известия от своей Натчи.
Он не знал, что и подумать, и его беспокойство сменилось мучительной тоской по мере того, как шло время. Действительно, он вправе был опасаться всего. Первого июля Сербия официально объявила войну султану, и с тех пор дунайскую область наводнили войска, постоянные передвижения которых сопровождались самыми ужасными насилиями. Оказалась ли Натча в числе жертв этой смуты, или, быть может, турецкие власти заключили ее в тюрьму, как заложницу или как предполагаемую сообщницу своего мужа?
После месяца такого молчания он не мог больше терпеть и решил пренебречь всеми опасностями и проникнуть в Болгарию, чтобы узнать его истинную причину.
Но в интересах самой Натчи ему нужно было действовать благоразумно. Бессмысленно рисковать попасть в руки турецких часовых, если его возвращение не принесет пользы, если он не сумеет проникнуть в Рущук и свободно разгуливать там, невзирая на то, что его подозревают. Нужно действовать умно, смотря по обстоятельствам. В худшем случае, если придется быстро возвратиться за границу, он, по крайней мере, будет иметь радость прижать к сердцу жену.
Несколько дней Сергей Ладко искал разрешения трудной задачи. Ему, наконец, показалось, что он его нашел, и, не доверяясь никому, немедленно принялся за выполнение задуманного им плана.
Удастся ли этот план? Это покажет будущее. Следовало, во всяком случае, попытать судьбу, и вот почему утром 28 июля 1876 года ближайшие соседи лоцмана, из которых никто не знал его настоящего имени, увидели наглухо закрытым маленький домик, где он одиноко проживал в последние месяцы.
Каков был план Ладко, каким опасностям он шел навстречу, пытаясь его осуществить, каким образом события в Болгарии, и в частности в Рущуке, оказались связанными с соревнованием удильщиков в Зигмарингене, читатель узнает при дальнейшем чтении этого ничуть не вымышленного рассказа, главные герои которого еще живут в наши дни <Роман Жюля Верна «Дунайский лоцман» был написан в последние годы жизни писателя, в конце XIX или начале XX века.> на берегах Дуная.
КАРЛ ДРАГОШ
Положив расписку в карман, господин Йегер начал устраиваться. Получив разрешение расположиться на кушетке, он исчез в каюте, унося чемодан. Десять минут спустя он вышел из нее, преобразившись с головы до ног. Одетый, как настоящий рыболов - грубая куртка, высокие сапоги, шапка из меха выдры, - он казался копией Илиа Бруша.
Господин Йегер был немного удивлен, что за время его краткого отсутствия хозяин покинул баржу. Верный взятому на себя обязательству, он не позволил себе ни одного вопроса, когда тот вернулся через полчаса. Но без хлопот со своей стороны он узнал, что Илиа Бруш счел долгом послать несколько писем в газеты, чтобы объявить о своем прибытии в Ратисбон на следующий день и в Нейштадт послезавтра вечером. Теперь, когда в игру вмешались интересы господина Йегера, не следовало, в самом деле, пренебрегать публичными встречами, как получилось в Ульме. |