На него орали и факали клаксонами, ему было все равно.

— Что с Артемом?

— Ничего не знаю! Велели приехать в 42-е отделение милиции.

Бен развернулся поперек потока, и лишь дорогая машина позволила ему избежать столкновения — все пропускали его беспрепятственно, хотя у многих на перекошенных лицах было написано желание таранить ее как камикадзе.

Когда Бен взбежал на высокое крыльцо и открыл дверь, в нос шибанул знакомый запах ваксы и кирзы. На скамейке сидели светленькая девушка в расстегнутом пальто, под которым тонкая блузка раздувалась на обширных грудях, и парень с забинтованной головой. У Бена зашлось сердце, но это был не Артем. Бен подошел к стойке, похожую на стойку в затрапезной гостинице, за которой сидел очень худой милиционер.

— Нам звонили насчет сына.

— Как фамилия?

— Артем Ма…Артем Шуберт, — Бен уже отвык от своей настоящей фамилии.

— Паспорт есть?

— Я прямо с работы. Паспорта нет.

Худой внимательно посмотрел на него, и Бену показалось, что тот видит его насквозь и сейчас скажет:

— Если вы с работы, то у вас должен быть пропуск. Давайте-ка его сюда, или мы вас задержим для выяснения!

— Где мой сын? Что с ним?

Милиционер смотрел зло, и это немного успокоило. Если бы случилось непоправимое, он бы не так глядел, а изображал сочувствие.

— Что ж вы сына не воспитываете? Хулиган растет у вас, гражданин Шуберт!

— Ничего не понимаю! Вы меня зачем вызвали? Для того чтобы нотации читать?

— Не грубите тут мне! Я, между прочим, при исполнении, — худой значительно постучал карандашиком по стойке.

Кто-то крикнул из глубины конторки:

— Векшин, иди чайник ставь!

— У меня дело, — значительно произнес худой.

— Я тебе покажу дело! Иди, ставь!

От такого обращения Бен осмелел.

— Где мой сын? — рявкнул он.

— А что вы кричите? — удивился худой. — Ваш сын задержан. Его сейчас привезут.

Уже привезли.

Последние слова были обращены к открывшейся двери, в которую вошли двое милиционеров в мышиных куртках. Против ожидания с ними никого не было, а лицо первого было белым.

— Где задержанный? — спросил худой.

— Сбег! — громко выпалил второй милиционер, помогая первому с белым лицом сесть.

— Ты как Василич?

Тот затрясся, пытаясь выдавить какие-то слова, но вместо слов вырвался только звук "А".

— Что с ним? — спросил Векшин.

— Отвали! — коротко осадил первый. — Водку давай, отпаивать будем, — милиционер обратился к сидящим. — Ну-ка, молодежь, подвинься!

— Разуй глаза, тут человек ранен! — возмутилась девица, парень согласно застонал, но глаз под повязкой был наглый.

— Двигай, говорю, а то сейчас в обезьянник перекочуете!

— С какой радости? Мы пострадавшие! — возмутилась девица, но парень с перебинтованной головой исподтишка дернул ее за руку, и они переместились.

— Садись, Васильич. Ты как?

Тот опять задергался и протянул извечное «А-а». Перебинтованный подергал девицу за руку и подмигнул. Та резко сменила тон и уже миролюбиво произнесла:

— Раз такие дела, может, мы пойдем отсюда? Не будем мешать.

— Куда вы пойдете? Мы с Василичем жизнью из-за вас рисковали, а вы пойдете!

Заявление будете писать по полной программе, как жертвы нападения опасного преступника! — он снова поинтересовался у напарника.