Выражение лица Драки, ее прекрасного, квадратного лица с острыми зубами, перестало быть замкнутым и настороженным. Оно стало открытым и изумленным. Она пристально посмотрела на Дуротана, потом склонила голову и опустилась на одно колено.

– Ты оказываешь мне честь, вождь, – сказала она. Ее голос звучал глухо.

Дуротан наклонился и поднял ее.

– Нет, Драка. Это нам – всем нам – оказана честь. Пойдем. – Он протянул руку и улыбнулся. – Покажи нам, как это делается.

Она робко протянула ему руку. Рука была сильная, покрытая мозолями, с обломанными от тяжелой работы ногтями. Его массивная ладонь поглотила ее кисть, а толстые пальцы нежно сомкнулись вокруг нее, словно сжимали большую драгоценность.

Они вернулись с шестью талбуками, и в ту ночь клан устроил пир.

К этому времени ее уже выбрал собственный волк. Ребенку клана Северного Волка, когда ему исполняется всего несколько дней от роду, разрешают играть со стаей и дружить со щенками. Этот первый близкий друг может прожить пятнадцать смен сезонов. Смерть первого волка является для орка страшным горем, к которому принято относиться с уважением. Часто эта потеря бывает первой большой потерей в жизни орка. Затем другой волк выбирает убитого горем члена клана. Этот процесс повторяется до тех пор, пока смерть какого-то Северного Волка не оставляет его волка в одиночестве, как остался в одиночестве Лед после гибели Гарада. Убитый горем волк тоскует, пока не выбирает другого члена клана. Иногда он так и не может никого выбрать, и тогда волк остается без всадника на всю оставшуюся жизнь.

Драка была поражена больше всех, когда однажды вечером Лед отделился от стаи и лег рядом с ней у костра. Какой бы храброй и сильной она ни была, она смотрела на громадного волка с невинным изумлением ребенка, не смея поверить своим глазам.

– Я… он выбрал… меня? – спросила Драка. На последнем слове ее голос сорвался. Когда Дуротан заверил ее, что Лед действительно это сделал, она обняла волка его отца, и Дуротан увидел слезы радости, заблестевшие в ее глазах. Да, поначалу молодой вождь беспокоился, так как Лед был могучим и упрямым. Но, по-видимому, он почувствовал неуверенность Драки и относился к бывшей изгнаннице как к щенку.

Оргрим был безжалостен в своих насмешках.

– Из нее получится достойная спутница жизни. Даже волк твоего отца так считает! У вас родятся прекрасные дети. Она сильная и красивая. К тому же, – прибавил он, – она умнее тебя.

– Все, что ты говоришь – правда, старый друг, – отвечал Дуротан, – даже последнее.

– Она тебе не нравится?

– Нравится. Больше, чем я могу выразить. Но я чувствую, что сейчас еще не пришло время делать ей предложение. Не в такой ситуации. – Не в преддверии зимы.

Оргрим раздраженно заворчал.

– Если бы ты не был моим вождем, я бы надрал тебе уши. Уж конечно, я не могу повредить твой мозг еще больше, если у тебя не хватает ума с благодарностью принять то, что находится у тебя прямо под носом.

– Можешь попробовать, – с вызовом ответил Дуротан. И в первый раз с тех пор, как окружающий мир стал суровым, он и его друг детства с хохотом затеяли шуточную борьбу, наставив друг другу немало синяков.

– Мы видели талбуков, – напрямик заявил он, – но не стали их преследовать.

– Что? – Дуротану пришлось понизить голос. Что-то в мрачном, морщинистом лице Кург’нала подсказало ему: этой новостью не надо делиться с кланом.