|
Мишетта снова просунула в полуоткрытую дверь свое похожее на размалеванный череп лицо. – Я иду за покупками, Натали, пусть мсье откроет в случае чего… Фи Фи поднялся, чтобы налить горячего кофе хозяйке. – Сколько сахара? Молока надо? – Два куска… А молока побольше. Сделайте мне тартинку и себе тоже… Было это восемь лет назад. С тех пор они хорошо узнали друг друга. IV. Игры азартные и игры, требующие ловкости рук Сегодня, как и восемь лет назад, над парижскими Улицами навис гнетущий зной. Фи Фи, устроившись все и том же коричневом кресле, наслаждался прохладой, царившей в квартире Петраччи. В сад, правда, заглядывало желтое солнце, зато в комнате стоял сероватый полумрак. Натали отложила перо; она ждала, когда совсем стемнеет, чтобы зажечь лампу, потому что нет ничего более противоестественного, чем электрический свет при последних отблесках дня. В сумерках эта квартира в нижнем этаже парижского дома казалась еще более потаенной, чем чемодан с двойным дном. Фи Фи только что вернулся из очередной поездки. – По прежнему там, напротив, ни души? – спросил он, кивнув подбородком в сторону сада, где стоял флигель с закрытыми ставнями и каменным крыльцом. – Никого… Ну что? Как ездилось? – Да так, ничего… – Обедать останетесь? – Если я вас не стесню… – Мишетта! Натали постучала в стенку у себя за спиной. Мишетта просунула в дверь голову. – Мишетта, поставь прибор для Фи Фи и предупреди Луиджи, что скоро обед. – Мишетта молча закрыла дверь. – Сейчас приходится предупреждать его заранее, иногда мы его по три раза зовем. Он теперь задумал что то совсем неслыханное… просто революция в технике, если получится. Фи Фи не спросил, над чем работает Луиджи. Когда Луиджи вошел, Фи Фи с Натали уже кончали суп. Натали обедала за своим столом, чтобы не менять места; ходить она могла, но не любила, чтобы посторонние видели ее на ногах, в движении… Луиджи сел за овальный столик рядом с Фи Фи, так, чтобы не очутиться спиной к Натали. Серую куртку он снял и остался в костюме, чуть обтрепанном, чуть залоснившемся. Не бродяга, не кочевник, нет, и все таки по его виду чувствовалось, что он как то очень слабо связан с этими местами, где прожил всю свою жизнь. Он где то витал, был ко всему глух, слеп, нем… – Эй! – окликнула его Натали. – Проснись! Луиджи вздрогнул и улыбнулся жене. – Откуда явился, Фи Фи? – спросил он. Ему, видимо, пришлось сделать над собой усилие, чтобы заметить, что в комнате есть еще люди. – От своих стариков… Они совсем одряхлели, вот я и решил в последний раз попытаться пожить у нас в усадьбе. Но, поверьте, это хуже ссылки. – Да что ты… – проговорил Луиджи, будто услышал эти слова в первый, а не в сотый раз. Фи Фи имел невыносимую привычку повторяться. – Видели бы вы меня в их старом домике в нашей Дордони! Комфорта там не ищи… Заросшие дорожки, под косогором ручей, где я в свое время играл с двоюродными братьями в индейцев… Ну и тоска меня взяла! Все всплыло в памяти. Детство и отрочество, амбары фермеров, девушки… Но особенно послевоенные годы. Я чуть не спятил. Помолчали. Натали и Луиджи предпочитали не вызывать Фи Фи на разговоры об этом времени: они уже знали все наизусть. Сейчас он им скажет, что сюрпризы, которые не спеша преподносит вам природа, тупое ее равнодушие, так же ему противны, как руки собственной матери и взгляд собственного отца. Что он очень скоро стал позором для семьи, пробыв недолгое время в ее героях. |
