|
Когда Мишетта объявила: «Натали, господин Луазель здесь! Пришел со стороны Дракулы…», Натали переполошилась. Рене Луазель еще ни разу у нее не был, никогда она его не видела. Он вошел: высокий, темноволосый мужчина, глаза черные, круглые, брови дугой, коротко подстриженные густые усики… – Похитили? – Натали прижала руки к груди. – Не думаю… Но он исчез… Рене Луазель сел. Руки его свисали между колен, глядел он куда то в угол, через голову хозяйки и подергивал плечом знакомым для Натали движением Кристо. – Нет, не думаю, – повторил он. – Просто уехал потому, что не выдержал… Так или иначе все должно было прийти к какому то концу. В костюме из вельвета он походил скорее на лесничего, чем на инженера… – Вы уверены? – Нет, нет, ни в чем я не уверен… Самое ужасное, что нельзя быть полностью ни в чем уверенным. Есть все таки один процент вероятности, что его похитили. – Но все таки один процент есть! – крикнула Натали. Рене Луазель поднялся. – Да, – протянул он, – да… Жена уверяет, что, если бы он уехал по собственной воле, он оставил бы нам записочку… А вот я считаю, что он побоялся оставить записку, «вещественное доказательство»… Но все это из области психологии, а пока что я боюсь, как бы он не натворил глупостей… Надо знать Оливье – в это похищение он играл, как играют в индейцев! Мы сказали детям, что Оливье уехал по делам. Это ни к чему не обязывает, но поскольку существуют Малыш и Миньона, можно быть уверенным, что весь дом будет в курсе. Мы не хотим компрометировать Оливье в глазах его приятелей, его болельщиков… А для них убежать – значит себя обесчестить. – Посмотрела бы я на них в этом положении! – И Натали начала яростно скрести гребешком голову. Рене Луазель опять уселся в кресло, с которого только что встал. – Сейчас, мадам, я чувствую себя чудовищно ответственным за все и за всех… В наш дом политика входила беспрепятственно и в окна и в двери. Впрочем, я и не представляю себе, как бы могло быть иначе: отец мой был активистом, и я пошел по его стопам так, словно это само собой подразумевалось. Но Оливье вылеплен из другого теста, он слабее… Одних политика закаляет, других сбивает с толку… Она порождает истинных бойцов, романтиков и авантюристов… А Оливье, как вы сами знаете, романтик. Поэтому то я и чувствую себя ответственным, будто я собственными руками свернул ему шею. У Оливье были совсем такие же руки, как у отца, небольшие, красивые. – Что же делать? – спросила Натали. – Сам не знаю… Я уже обошел всех его друзей. А к вам заглянул отчасти для того, чтобы попросить совета… Жена ходила к Клодине, к подружке Оливье, к его «невесте»… У него их было уже несколько, но жена уверяет, что Клодина его последнее увлечение. – Он улыбнулся, забыв на минуту о своей тревоге. – Возможно, Клодина знает, где он. Дениза еще не вернулась. – А полиция? – Нет… Рано еще… Не хочу ничего осложнять ради самого же Оливье… А вдруг он вернется. – А вы не пытались встретиться с Дани, с супермужчиной? – По моему, они уже давно разругались, но вы подали мне прекрасную мысль. Впрочем, не знаю, где он околачивается… А что, если позвонить его родителям? С каким то лихорадочным нетерпением – и откуда только оно взялось! – Рене Луазель оглядел комнату, ища телефонную книгу. – Она в магазине, – сказала Натали, – там и телефон. |
