Робби смотрел куда-то в сторону круга, наблюдая за народом.

— Да все будет в порядке. Никто ничего не заметит. Если, конечно, ты все сделала правильно, — поддразнивая, заметил он.

— Заткнись, — сухо сказала я и хотела пихнуть его в плечо, но он как раз пил горячий шоколад.

Странная версия песни Мерлин Мэнсона «Rudolph the Red-Nosed Reindeer» закончилась, и народ столпился перед сценой, о чем-то шумно переговариваясь.

— Они вытягивают имена, — сказал Робби, глядя на круг, а не на сцену.

Вне себя от волнения, я встала на ноги, возвышаясь над толпой. Никто не заставит меня сейчас спуститься с этого места. Робби передвинулся, чтобы я оперлась на его плечо, и со своего места я наблюдала, как вытягивают имена из большой шляпы. Я затаила дыхание, одновременно и желая услышать свое имя, и страшась этого.

Другой человек в жилете с логотипом «Городские мероприятия» склонил голову к женщине в белых наушниках. О чем-то переговорив пару минут, она взяла стопку с именами и зашагала на сцену, где Мерлин раздавал воздушные поцелуи и демонстрировал ноги в черных колготках.

Толпа стала еще больше, шум прибавился.

— Тебе видно? — спросил Робби, и я кивнула, задев коленом его спину. Напряжение росло, кончики пальцев закололо от волнения. Я стояла выше всех, и мне была хорошо видна женщина на сцене. Кто-то протянул руку, чтобы помочь ей подняться на возвышение. Она отрывисто засмеялась, когда запрыгнула на сцену, и явно растерялась, повернувшись лицом к толпе. Мерлин передал ей микрофон, сказав слово или два, пока вел женщину к середине сцены.

— Теперь я прочитаю имена, — сказала она просто, и площадь наполнилась шумом. Она смущенно обернулась, когда барабанщик присоединился к гулу.

Робби дернул меня за пальто, и я пропустила первое имя, но это была не я.

— Ты должна начать сейчас, — сказал он, задрав голову, чтобы смотреть на меня. Щеки красные, глаза горят от нетерпения.

Адреналин пронзил меня, и рука в перчатке коснулась кармана.

— Сейчас?

— По крайне мере начни приготовления, пока все смотрят на сцену, — добавил он, и я кивнула.

Он отвернулся и зааплодировал следующему везунчику.

На нашей стороне площади уже два человека стояли в круге, взволнованные и покрасневшие, пока охрана проверяла их удостоверения. Я взглянула на людей, ближайших к нам, сердце бешено колотилось. На самом деле, Робби выбрал действительно хорошее место. Благодаря узкому пространству между большой статуей фонтана и сценой никто не сможет подойти слишком близко, и, пока Робби стоит передо мной, никто не увидит, что я делаю.

Снег, кажется, пошел быстрее. Выдохнув облаком пара, я опустила красно-белый каменный тигель на землю и толкнула за статую. Он подходил по размеру для необходимого количества зелья. Тигель был одним из наиболее дорогих и редких инструментов, и мне сильно попадет, если мама узнает, что я его взяла.

Оглашение фамилий закончилось, и толпа испустила коллективный вздох. Разочарование быстро перешло в ожидание, когда остальные везунчики пробрались в круг, чтобы оставить подпись в книге событий и стать частью истории Цинциннати. Я вздрогнула, когда яркие прожекторы, освещающие площадь, погасли. Я ждала этого, но, тем не менее, вышло неожиданно. Крошечные, отдаленные огни окружающих зданий, казалось, сияют, как организованные звезды.

Напряжение росло, и когда шум возрос вдвое, я наклонилась к тиглю и сняла перчатки, складывая их в карман. Я должна сделать все правильно. Потому что я хочу вступить в ОВ, я не хочу ехать на Западное побережье. И Робби оставит маму в покое. Ведь правда?

Но когда он нахмурился, глядя через плечо, я уже не была уверена.

Медлительными от холода пальцами я в полной темноте наощупь открутила пробку и выплеснула зелье.