– Сказать по правде, Карлина, – Бард смутился. – Я слишком быстро вытянулся… Понимаешь, все еще дети как дети, а я вымахал… Этакий переросток‑увалень… Чувствовал себя таким неуклюжим, неповоротливым. Знаешь, этаким огромным косолапым зверем… А вот когда отправился на войну, быстро смекнул, что рост и вес дают мне явные преимущества. Как‑то само собой получилось, что я всегда представлял себя больше воином, чем придворным.

Это признание почему‑то тронуло девушку – в чем, в чем, а в неискренности Барда нельзя было упрекнуть. Она вдруг почувствовала, что никому и никогда он не говорил ничего подобного. Ей первой открылся…

– Ты вовсе не такой уж неуклюжий, Бард. Я нахожу, что ты неплохо танцуешь. Надо просто быть смелее, поверить в себя. Но если танцы тебе не по душе, то мы можем сесть в уголке и поговорить. – Она теперь не могла сдержать улыбку. – Когда мы пойдем через зал, я должна взять тебя под руку, а для этого тебе следует предложить ее мне. С божьей помощью я все‑таки обучу тебя…

– Ты не найдешь более верного и благодарного ученика, дамисела![9] – с дрожью в голосе воскликнул Бард. Предложив ей руку, он почувствовал, как пальчики Карлины крепко вцепились в рукав камзола.

Они обогнули танцующих и добрались до более спокойной части зала, где люди старших возрастов играли за столами в карты и кости. Какой‑то кавалер из королевской свиты направился к ним с явным намерением пригласить Карлину на танец, однако Бард так сурово глянул на него, что тот тут же изменил направление и как ни в чем не бывало прошел мимо.

Когда они устроились в уголке, Бард осторожно протянул руку и чуть коснулся виска девушки:

– Послушай, Карлина, когда мы стояли перед твоим отцом, мне показалось, что ты плакала. Карли, неужели кто‑то посмел обидеть тебя?

Девушка покачала головой и ответила:

– Нет.

Однако Бард обладал пусть и маленьким, но чутким лараном и понял, что она говорит неправду. Юноша быстро догадался, в чем дело, – в двенадцать лет Барда, как и всех благородных детей в замке, проверили лерони и нашли, что телепатические способности у племянника короля весьма слабы, но кое‑что он все‑таки улавливал.

– Тебе совсем не по нраву наша женитьба? – удивленно спросил он и нахмурился.

Девушка тут же вырвала руку, вздохнула, опустила голову, потом подала голос:

– У меня нет никакого желания выходить замуж. А плакала я потому, что никто даже не удосужился спросить меня об этом.

Бард несколько опешил. Он даже засомневался, правильно ли понял ее. Может, что‑нибудь недослышал?

– Пусть славится в веках Аварра, но что еще делать женщине, как не идти под венец? Я поверить не могу – ты желаешь до скончания дней оставаться одна? Не хочешь обзавестись домом, создать семью?

– Я хочу иметь право самой сделать выбор. Хочу, если уж на то пошло, сама решать, за кого выйти замуж. Однако дело в том, что я вовсе не желаю этого. Я бы с большей охотой отправилась в Башню, чтобы стать лерони, сохранить девственность и посвятить себя служению богине. Так поступали некоторые девушки из свиты матери… Или стать монахиней, поселиться на святом острове, в келье, обратиться помыслами к великой Аварре. Конечно, тебе это кажется странным…

– Да, – выдохнул Бард. Вид у него был несколько ошеломленный. – Я всегда считал, что каждая женщина мечтает поскорее выйти замуж. И чем раньше, тем лучше.

– Так и есть, – подтвердила Карлина. – Для большинства женщин это самый желанный удел.