Бард, пересилив себя, отпустил ее. Случай еще представится, мелькнуло в голове. Она некрасива, но так желанна… Голова идет кругом…

Его опять начала бить крупная неприятная дрожь. Реакция на прошедший день? Ну и пусть, Бард неожиданно грязно выругался про себя, она права. Права она, черт меня побери!.. Если рядом с солдатами нет доступных женщин, то ему, командиру, строго‑настрого запрещено. Даже так, по обоюдному согласию… Что там по согласию – по обоюдной, разом вспыхнувшей любви! Нельзя! Бард был солдатом до мозга костей и лучше, чем кто‑либо другой, знал, что значит командиру воспользоваться тем, что недоступно другим. Разговорчики об этом происшествии тянулись бы до его смертного часа. Но подобная щепетильность необходима только в походе, только возле бивуачного костра. Там, в замке, он должен действовать как раз наоборот: он обязан воспользоваться правом сильного. Иначе затопчут, сомнут. Черт бы побрал эту Мелору. Растревожила, внесла разброд в душу, заставила задуматься о нелепейших вещах на свете – о правах и обязанностях. Зачем над этим ломать голову? Еще не хватало увязнуть в сомнениях, в каких‑то глупых любовях?! Его дело – сражаться, посылать людей в бой, и если начнешь в такие минуты задумываться о справедливости, милосердии, человеческих правах, судьбах, мигом пришибут. Не чужие, так свои. Ну да!..

Совсем эта баба его растревожила, от этого на душе стало скверно. Никогда доселе он не испытывал такого родства с чужой душой. Это надо придумать – с женской душой!

Вздохнул Бард глубоко, на мгновение задержал дыхание – и сильно, звучно выдохнул.

– Что поделать, Мелора. Возможно, наступит день…

– Возможно, – откликнулась женщина. Она протянула ему руку, заглянула в глаза. Бард чуть не взвыл по‑волчьи тоскливо и жутко: ни одну женщину он не хотел с такой неослабной силой. По сравнению с ней все другие женщины казались похожими на детей, к которым нельзя было относиться всерьез. Рыдающая и капризная Лизарда, даже Карлина, с тупым, непонятным упорством отстаивающая свою невинность. Как еще с ними поступать, если они нормальных слов не понимают! Хватать и укладывать в постель!.. На этот раз у него и мысли не возникло, что можно поступить подобным образом. Бард был уверен, что ему ничего не стоило принудить эту женщину – отойти подальше, за телеги, а то и прямо в телеге, никто и не увидит. Потребуй он – и она явится к нему, когда весь лагерь заснет. Но о подобном продолжении «интрижки», как он вначале обозвал это приключение, он без отвращения подумать не мог. Пес он, что ли, поганый?.. Действительно, Бард даже замер в недоумении – кто же он? Может, зверь? Или все‑таки человек?.. По крайней мере, разумное существо, все‑таки хватило мозгов сообразить, что овладей он телом Мелоры – только этой колыхающейся мягкой плотью! – и что‑то главное, куда более великое, то, что зовется Мелорой, ускользнет от него. Он с такой острой тоской почувствовал это различие, – и между Мелорой, дарующей свет и радость, и прочими мелочами: ну, тем, что прячется у нее между ног, большими мягкими грудями – понял, что глупо променять богатство существа этой женщины на минутное удовольствие.

Размениваться, конечно, не стоит, но все ее прелести были выставлены на обозрение. Бард сразу помрачнел, поднял голову и угрюмо спросил:

– Ты играешь со мной, Мелора? Наводишь чары?

Девушка коснулась ладонями его щек, глянула прямо в его глаза. Ее мягкие пальчики оказались необыкновенно нежными.

Солдаты возле костра во все горло распевали:

Два десятка лерони явились в Ардкаран.

Когда они уехали, не нужен стал ларан.

– Ах, Бард, конечно нет, – чуть слышно ответила Мелора. – Если не называть колдовством то, что внезапно нашло на нас обоих.