|
Я пишу проповеди, мой милый! - Как, проповеди? - Замечательные проповеди, уверяю вас. По крайней мере, по отзывам других. - И вы сами их произносите? - Нет, я их продаю. - Кому? - Тем из моих собратьев, которые мечтают сделаться великими ораторами. - Вот как! А вас самого разве никогда не прельщала слава? - Разумеется, прельщала, но моя натура одержала верх. Когда я на кафедре и на меня смотрит хорошенькая женщина, то я начинаю на нее смотреть; она улыбается, я улыбаюсь тоже. Тогда я сбиваюсь с толку и несу чепуху; вместо того чтобы говорить об адских муках, я говорю о райском блаженстве. Да вот, к примеру, со мной так и случилось в церкви святого Людовика в Маре... Какой-то дворянин рассмеялся мне прямо в лицо. Я прервал свою проповедь и заявил ему, что он дурак. Прихожане отправились за камнями, а я тем временем так настроил собрание, что камни полетели в дворянина. Правда, наутро он явился ко мне, воображая, что имеет дело с обыкновенным аббатом. - И какие же последствия имел этот визит? - спросил д'Артаньян, хватаясь за бока от хохота. - Последствием было то, что мы назначили на другой день встречу на Королевской площади. Да ведь вы сами знаете, как было дело, черт возьми! - Уж не против ли этого невежи выступал я вашим секундантом? - спросил д'Артаньян. - Именно. Вы видели, как я его отделал. - И он умер? - Решительно не знаю. Но на всякий случай я дал ему отпущение грехов - in articulo mortis (Перед самой кончиной (лат.)). Достаточно убить тело, а душу губить не следует. Базен сделал жест отчаяния, показавший, что он, может быть, и одобряет такую мораль, но отнюдь не одобряет тон, каким она высказана. - Базен, любезнейший, вы не замечаете, что я вижу вас в зеркале! А ведь я вам запретил раз навсегда всякие выражения одобрения или порицания. Будьте добры, принесите-ка нам испанского вина и отправляйтесь в свою комнату. К тому же мой друг д'Артаньян желает сказать мне кое-что по секрету. Не правда ли, д'Артаньян? Д'Артаньян утвердительно кивнул головой, и Базен, подав испанское вино, удалился. Оставшись одни, друзья некоторое время молчали. Арамис, казалось, предавался приятному пищеварению, а Д'Артаньян готовился приступить к своей речи. Оба украдкой поглядывали друг на друга. Арамис первый прервал молчание. XI ДВА ХИТРЕЦА - О чем вы думаете, д'Артаньян, и чему улыбаетесь? - Я думаю, - сказал д'Артаньян, - что, когда вы были мушкетером, вы всегда смахивали на аббата, а теперь, став аббатом, вы сильно смахиваете на мушкетера. |
