Раф обследовал избу. В сенях стояла пятиведерная бочка с водой, бочка была прикрыта деревянной крышкой, на которой боком лежал старинный расписной ковш.

Шнейерсон решил испить водицы. И испил. Вода слегка отдавала болотом и была так холодна, что у Рафа заныли вставные челюсти.

Раф не очень удивился тому, что в избе никого нет. Он чувствовал, что так надо. Он верил, что с какого-то момента его по жизни вела некая незримая рука и что противиться этой руке бессмысленно.

В горнице Раф сел за стол напротив печи. Осмотрелся. Не удивился отсутствию икон и лампад. Правда, была свеча, которая, оплывая воском, горела желтеньким пламенем; свеча стояла под картиной в простой деревянной раме. На картине, вернее, вставленной в раму репродукции из "Огонька", был изображен могучий племенной бык, пристально смотревший в пространство и, по всей видимости, мечтавший о свободе или битве с врагом.

Быки ходили по земле

Во все пределы.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

Прошептал Раф.

Он покрутил головой. Даже в этих условиях, далеких от привычных, городских, он оставался поэтом. А именно этого ему сейчас хотелось меньше всего. А хотелось ему больше всего хорошенько поесть, а потом завалиться спать.

Раф продолжил осмотр. Под самым потолком висела самодельная люстра с десятью рожками для стеариновых свечей.

Вдоль стен стояли лавки и два кованых сундука. При осмотре в одном из сундуков были обнаружены бумага и старозаветные писчие принадлежности: бутылочка со свинцовыми чернилами, костяная ручка и несколько металлических перьев типа "скелетик".

На гвоздях, всаженных между бревнами, висели черпаки, короба и туески из бересты, с потолка свисали связанные в пучки сильно пахнущие лесные цветы и травы.

Отворив дверцу поставца, Раф обнаружил железную миску с маком и изюмом, глиняные тарелки, кружки и великое множество деревянных ложек. В углу, горкой, была насыпана гречневая крупа. Преодолевая отвращение, Раф всыпал горсть гречки в рот и принялся, хрупая, жевать.

Потом в ход пошли мак с изюмом. Вот она, пища богов! Будь она проклята.

Раф смолотил всю эту гадость и запил болотной водицей. И почувствовал себя совсем омерзительно.

Представил себе, что таким макаром будет утолять голод ещё много-много дней, недель, месяцев.

Сейчас хорошо бы навернуть борща со сметаной, укропцем и чесноком, барашка под пряным соусом, утку по-пекински, пирожков с рисом и яйцами, жареной на сале картошки с соленым огурчиком или, на худой конец, хлеба с полтавской колбасой…

Нет, отшельничество тогда продуктивно, когда оно комфортабельно и сытно оформлено. А тут какие-то деревянные лавки, предназначенные не только для сидения, но, видимо, и для сна. И жратва, — коей не позавидовал бы и калика перехожий.

Раф почувствовал, что у него схватило живот.

Пулей выбежал из избы и застыл на крыльце. Куда бежать? Сортир отсутствовал. Избушка, мать ее!.. даже выгребной ямы нет.

Пришлось пристраиваться в кустах.

Только присел, услышал над собой голоса.

— Набиться к нему в гости, что ли? — проговорил некто противным фальцетом.

— А он пустит?

— Прикинемся странниками… скажем, что мы божьи люди, попросим пустить погреться, он и откроет…

— Он и так обделался от страха, наслушавшись наших разговоров.

— Он не от этого обделался.