Прошло несколько времени, но то, что было когда-то земною грешницей-лекаркою, никак не находило успокоения в прогулках по розовым садам, в поисках диковинных трав и цветов, которых здесь было в изобилии!

Беспокойная Душа-струйка, тонкое теперь облачко, даже перестала перелистывать невесомый труд — книжку, в которую прежде усердно пыталась вносить описания того, что видела здесь, и даже истории других бестелесных существ, которые сама же и читала: молча, едва лишь взглянув на них…

Почему-то вдруг это стало ей неинтересным. Светлому Облаку, возникшему рядом однажды и прекрасной фигуре, вышедшей из него, струйка-Душа тихо пожаловалась на смутность тревоги, терзающей ее неотступно. И на странную надежду увидеть дорогое когда-то лицо…

Мудрый Учитель-облако коснулся тоскующей струйки-Души тонкими перстами, и, странное дело, она почувствовала, что вдруг опять обретает способность видеть тот, прежний мир, который казалось, давно и прочно забыт…

Как давно? Несколько дней? Лет? Часов? Минут?.. Она не знала точно. Но, наверное, время пролетело немалое, ибо она видела кровь и войны, странствие племен и народов и разрушение городов… На людях менялась одежда, и облик жилищ менялся тоже, иногда высокие стеклянные дома, где обитали люди, внушали Душе какой-то смутный страх. Впрочем, он быстро исчезал.

Мудрый Учитель задал ей несколько вопросов. Да, она знает, в каком облике вернется на Землю. Да, она согласна прожить эту новую жизнь и не вспоминать с ностальгией прежний путь, приведший ее в высоты Сияющего Мира… Да, на Земле она вновь попытается припомнить то, что знала прежде, и то, чему научилась здесь, в потоках теплого света, в садах, наполненных розами. Она попытается, чтобы это удалось.

Учитель опять коснулся Ее легкими перстами…

И тут Душа почувствовала, что она сжимается в комочек и летит вниз, в черную пустоту, а следом за нею, ей так казалось, грезилось, летят листки ее прозрачной книги, недописанной в обители Покоя, Света и розовых садов…

Перед внутренним взором Души, летящей вниз, последний раз явственно возникла картина ее давней предыдущей жизни: высокий, смрадный столб дыма и огня, боль от плетки, ожегшей спину, и пристальный, хищный взгляд человека в лиловой шапочке. Он держал палец на раскрытой книге в черной обложке. Книге, которую она тогда, пятьсот с лишним лет назад, не успела окончить, переписать и надежно спрятать от чужих глаз!

Округ Вашингтон, Нью-Йорк, Медишн-авеню, клиника доктора Мортона, февраль 2000 года.

— Миссис Уинтвордт, прошу вас, придите в себя! Перестаньте метаться, вам уже не больно, вы в полной безопасности. Откройте глаза! Я буду считать. Итак, раз, два, три… Немедленно откройте глаза!

Ясный, твердый голос четко, холодно раздался над ухом Джейн. Она вздрогнула последний раз всем телом в глубокой конвульсии, почувствовав, что кто-то крепко держит ее ноги, и открыла глаза.

Все плыло перед нею в легком разноцветном тумане. Лишь через некоторое время она стала различать цвета, оттенки и уловила негромкую приятную музыку, льющуюся, как ей сперва показалось, с потолка. Кто-то раздвинул шторы, в комнату хлынул свет февральского солнца, смягченный начинавшимися сумерками.

Доктор Роджер Мортон, которого сознание ее начало медленно узнавать и в кабинет которого она вошла больше сорока минут назад в сопровождении врача-терапевта и двух медсестер, склонился над нею, беспомощно лежащей на широкой удобной тахте.

— Вы узнаете меня, миссис Уинтвордт? Я доктор Мортон, Роджер Мортон.

Джейн тихо кивнула головой, ощущая во всем теле невероятную слабость. Ее неудержимо клонило в сон.

— Какое сегодня число, день недели, месяц? Вы можете сказать мне?

Джейн, помедлив и зевнув, назвала доктору точную дату и, помолчав, добавила:

— Странно, мне казалось, что я находилась где-то в другом месте… И время было не то.