|
Значительное влияние обновленцы приобрели в 1922 году, когда поддержали советское правительство в конфликте с патриархом. Они декларировали тождественность христианства и социалистической идеологии, выступали за упрощение обряда и обмирщение быта священнослужителей. Именно обмирщение подразумевает попадья, говоря в связи с обновленцами об "иллюзионах", то есть кинозалах, где шли также эстрадно-цирковые дивертисменты: посещение "публичных увеселений" традиционно считалось для православного духовенства крайне предосудительным. Что же касается "алиментов", то речь идет о выдвинутом обновленцами требовании предоставить священнослужителям право на развод и второбрачие. Подобного рода лозунги весьма способствовали компрометации реформаторов, и к 1927 году епископы-традиционалисты, в свою очередь пошедшие на компромисс с правительством, практически ликвидировали обновленческое движение, изолировали его немногочисленных сторонников от церковного большинства.>? Такому направлению разговора отец Федор обрадовался. - А почему, мать, не перейти мне к обновленцам? А обновленцы что, не люди? - Люди, конечно, люди, - согласилась матушка ядовито, - как же, по иллюзионам ходят, алименты платят... - Ну, и я по иллюзионам буду бегать. - Бегай, пожалуйста. - И буду бегать. - Добегаешься! Ты в зеркало на себя посмотри. И действительно. Из зеркала на отца Федора глянула бойкая черноглазая физиономия с небольшой дикой бородкой и нелепо длинными усами. Стали подстригать усы, доводя их до пропорциональных размеров. Дальнейшее еще больше поразило матушку. Отец Федор заявил, что этим же вечером должен выехать по делу, и потребовал, чтобы Катерина Александровна сбегала к брату-булочнику и взяла у него на неделю пальто с барашковым воротником и коричневый утиный картуз <Вероятно, имеется в виду картуз с высокой тульей и длинным козырьком, получивший название из-за сходства с каскетками, что носили состоятельные любители утиной охоты.> - Никуда не пойду! - заявила матушка и заплакала. Полчаса шагал отец Федор по комнате и, пугая жену изменившимся своим лицом, молол чепуху. Матушка поняла только одно: отец Федор ни с того, ни с сего постригся (в ст. варианте - остригся), хочет в дурацком картузе ехать неизвестно куда, а ее бросает. - Не бросаю, - твердил отец Федор, - не бросаю, через неделю буду назад. Ведь может же быть у человека дело. Может или не может? - Не может, - говорила попадья. Отцу Федору, человеку в обращении с ближними кроткому, пришлось даже постучать кулаком по столу. Хотя стучал он осторожно и неумело, так как никогда этого не делал, попадья все же очень испугалась и, накинув оренбургский платок, побежала к брату за статской (в ст. варианте - штатской) одеждой. Оставшись один, отец Федор с минуту подумал, сказал: "Женщинам тоже тяжело" - и вытянул из-под кровати сундучок, обитый жестью. Такие сундучки встречаются по большей части у красноармейцев. Оклеены они полосатыми обоями, поверх которых красуется портрет Буденного или картонка от папиросной коробки "Пляж", изображающей трех красавиц, лежащих (в ст. варианте - с тремя красавицами, лежащими) на усыпанном галькой батумском берегу. Сундучок Востриковых, к неудовольствию отца Федора, также был оклеен картинками, но не было там ни Буденного, ни батумских красоток. |
