Изменить размер шрифта - +

    – Да, это случается, – кивнул Истомин. – Такая ситуация есть у… Вы читали Карленко?

    – Карленко? Не помню. Наверное, нет.

    – Что же вы читаете?

    – Вообще-то много. Не помню сейчас, что было последнее. Как-то не заинтересовало. А вообще когда-нибудь люди, наверное, будут уметь все. И хорошо сыграть, и написать…

    – Это самообман, – не сразу ответил Истомин. – Сто или двести лет назад люди так же думали о наших временах: эпоха гармоничных людей… Но не гармоничные осуществляют прогресс, а те, кто направлены в одну точку. В сутках по-прежнему двадцать четыре часа, требования же стали куда выше. Литератор с техникой прошлого столетия сейчас не издал бы и первой книжки. Вот, например, Ругоев – читали?..

    – Это совершенно точно. Я видел записи старых игр. Мы бы сделали их за десять минут. И тренируемся мы – они не выдержали бы таких нагрузок.

    – Когда же тут заботиться о гармоничности? Допустим, после путешествия хорошо было бы пожить где-нибудь в лесу или на озере – мячик, удочка… Но завтра на Земле я войду в свой кабинет, а у меня выработался рефлекс: там я должен писать…

    – Вы себя настраиваете так? Или это от рождения?

    – Да, наверное, так же, как и у вас.

    – Я – другое. Меня евгенизировали. Заранее… ну, когда меня еще не было, исправили генетическую картину, чтобы я был по-настоящему пригоден для спорта. Отец мой был хороший центр и хотел, чтобы я был еще лучше. Правда, вышел из меня хав. Средняя линия, как говорят у вас.

    – Это хорошо, у вас не должно возникать сомнений.

    – Ну, цену себе я знаю. Умею играть в пас, обвести, отобрать, владею финтами, силовыми приемами, вижу поле, могу выбрать позицию. Дрибль, скорость, игра головой, устойчивость в стычке и удар, конечно. Чувствую мяч, как часть своего тела. И все это знаю. Завтра увидите, как меня будут встречать. Хотя сыграл я из рук вон плохо – и все же… А вас как встретят?

    – Ну, таких, как я, не очень знают. Известны те, кто пишет книжки-колоды. Вам, наверное, попадались: на плотном пластике, на каждом листке с обеих сторон – законченный эпизод.

    – Как же, конечно. Тасуй, как хочешь – каждый раз получается совсем новая книжка. И складно.

    – А я так не умею, визия тоже не тянет. Пишу потихоньку. А вы, значит, в ожидании триумфа?

    – Понимаете, это не главное. Тут все вместе. Небо. Облака. Ветерок. Стадион. Много воздуха, пахнет цветами… Команда. Мяч. А ребята будут ругать. Всерьез. Иначе нельзя: играл-то плохо. Подумаю об этом – и сразу хочется: пусть не завтра, пусть на недельку позже… Мила что подумает? Но ничего не поделаешь.

    – Ничего.

    Луговой лихорадочно вертел лимбы.

    – Прелести жизни! – проворчал он. Так бурчал порой капитан Устюг. – Эй, шеф!

    Он спохватился, что связь с инженером выключена, и коснулся кнопки. Центральный пост сразу словно бы увеличился вдвое: там, где только что была гладкая переборка, возникло просторное помещение, а в нем – пульт, ходовые приборы, индикаторы силовых и энергетических систем… Инженер Рудик поднял лысоватую голову. Казалось, он был совсем рядом, хотя на деле это было лишь триди-эффектом, трехмерным изображением инженерного поста, что находился в другом, не жилом, а энергодвигательном корпусе корабля, на другом конце стометровой трубы – осевой шахты, соединявшей обе части корабля, как осиная талия.

Быстрый переход