Лучше вовсе не ломать комедию, чем перегнуть палку и все испортить.
Через разбитую дверь черного хода он выбрался в переулок, где было полно мусора, отбросов и битых бутылок, подмигивавших мириадами солнечных звездочек.
Отход Джек спланировал заранее, как планировал заранее все (идти только на приемлемый риск, свести к минимуму остальной, нигде не свалять дурака); именно привычка планировать была причиной того, что коллеги оценивали Джека, как человека, который далеко пойдет (и Джек действительно намеревался далеко пойти, но вот куда он идти не собирался, так это, среди прочего, в тюрьму и на электрический стул).
По улице, куда выходил переулок, бежали несколько человек, но они спешили узнать причину криков, и на Джека Морта, уже снявшего – нет, не темные очки, казавшиеся вполне уместными в такое ясное утро, а теплую не по сезону вязаную шапочку – никто не обратил внимания.
Он свернул в другой переулок.
Вышел на другую улицу.
Теперь он медленно, как бы прогуливаясь, шел по переулку, который был не таким грязным, как два предыдущих – собственно, это было что-то вроде узенькой улочки. Она вливалась в другую, пошире. Кварталом дальше находилась остановка. Меньше, чем через минуту после того, как Джек добрался туда, приехал автобус – расписание Морта учитывало и это. Дверь, сложившись гармошкой, открылась; Джек вошел и бросил в щель кассы свои пятнадцать центов. Водитель даже не взглянул на него. Неплохо, но и посмотрев на Джека, шофер увидел бы лишь неприметного человека в джинсах, возможно, безработного – его футболка выглядела так, точно появилась из мешка с тем старьем, что раздает Армия Спасения.
Собранность, деловитость и готовность всегда и ко всему.
Секрет успеха Джека Морта и на работе, и на отдыхе.
В девяти кварталах от остановки была автостоянка. Джек вышел из автобуса, зашел на стоянку, отпер свою машину (сделанный в середине пятидесятых, ничем не примечательный «Шевроле», который все еще был в отличной форме) и поехал обратно в Нью-Йорк-Сити.
Без помех.
Но ведь Морта связывал с ней не только этот случай, не так ли? Нет. О боги, нет.
Между этим утром и тем вечером, когда Одетта лишилась ног, прошли годы. Джек Морт сбросил великое множество предметов и толкнул великое множество людей.
Потом – опять Одетта.
В первый раз он столкнул кирпич на нее.
Во второй – толкнул ее под поезд.
«Какого же человека я должен использовать? Что же это за человек…»
Тут стрелок подумал о Джейке; о толчке, отправившем Джейка в его мир, и ему показалось, будто он слышит смех человека в черном. Это его доконало.
Роланд лишился чувств.
Он подумал: «Что-то еще».
Не только смешок Уолтера. Что-то… план?
Нет, боги, нет – ничего столь сложного или обнадеживающего.
Но на худой конец, идея. Крупица информации.
«Сколько времени я был без сознания? – с внезапным беспокойством подумал стрелок. – Когда я прошел в дверь, было часов девять… быть может, чуть меньше. Сколько?..»
Он вышел вперед.
Джек Морт (теперь он стал всего-навсего живой куклой, которой управлял стрелок) ненадолго оторвал взгляд от бумаг и увидел, что стрелки дорогих кварцевых часов на письменном столе показывают четверть второго.
«Так поздно? Боги! Так поздно? Но Эдди… он так устал, ему ни за что не продержаться так дол…»
Стрелок повернул голову Джека. Дверь еще не исчезла, однако то, что он увидел за ней, было куда хуже, чем он себе это представлял.
Сбоку от двери протянулись две неподвижных тени: одна – тень инвалидного кресла, другая – тень человекообразного существа… увечного человекообразного, опиравшегося на руки, поскольку ноги у него были отхвачены так же проворно и жестоко, как пальцы Роланда. |