— Хорошо, — пробормотала я.

Но прежде чем выполнить распоряжение, я взглянула на Таю. Ее уложили так, чтобы ни я, ни Ребекка не задели. Лицо бедняжки больше напоминало маску. Предсмертную маску, где осталось место лишь боли и безысходности.

— Начинаем!

Почудилось, грохнула пушка. Но нет, это отец хлопнул в ладоши. Просто звуки зазвучали иначе. Дыхание лорда и Мюррея теперь напоминали хрипы. И вовсе не человеческие, а, скорее, звериные. Крики Ребекки, наоборот, едва достигали ушей, уходя в иную плоскость. Осталось лишь ее лицо. Моё лицо. И кое-что еще.

Обрывки воспоминаний, кажется. Чужих воспоминаний.

Они появлялись из тумана и в нем же растворялись, тонули, исчезая без следа. Детские руки, обрывающие лепестки розы. Заплаканное лицо служанки в перепачканном чернилами платье. Ссорящиеся мужчина и женщина, за которыми я (или она), наблюдала, прячась за диваном в гостиной.

— Неужели, ты не понимаешь, что слишком ее балуешь?!

— Она моя единственная дочь. Имею право! А тебе стоит быть матерью, а не мегерой!

— Я стараюсь для ее же блага! Ребекка растет неуправляемой. Считает, что ей всё позволено. Это твоя вина!

— А ей и позволено! Нечего пресмыкаться перед всякими плебеями!

На смену родителям, сгинувшим в тумане, явился галантно кланяющийся юный франт. На полудетских щеках играл румянец, а глаза блестели от восхищения.

— Вы очаровательны, Ребекка.

Комплементы, комплементы, комплементы. Еще и еще. Лица мужчин, произносящих их, исчезали прежде, чем я успевала разглядеть черты. Лишь дважды сердце екнуло, когда в шлейфе кавалеров мелькнули Габриэль Саттон и сам лорд Флеминг.

— Как же ты мне надоел! — кричала Ребекка мужу.

Он смотрел не то с обидой, не то с разочарованием. И ничего не говорил. Не видел смысла. Да и что сказать, когда ты не нужен второй половине. Здесь не помогут ни мольбы, ни упреки.

— Чертов Итон!

В другом воспоминании Ребекка металась по супружеской спальне, как зверь в клетке. Ругала любовника, отказавшегося убивать мужа.

— Он должен умереть. Патрик должен умереть, — шептала она, повалившись на колени и уткнувшись лицом в стену. — Мне нужно освободиться. Не могу здесь больше оставаться. Не могуууууу. Бежать, бежать, бежать…

Она не замечала того, что творилось за спиной. Зато я увидела. Позади стояла старая леди Флеминг. Точнее, ее призрак, больше похожий на белую тень. Гертруда морщилась и тянула костлявую руку к Ребекке. Но не могла заполучить желаемое. Силенок не хватало. Пальцы с длинными ногтями сжались, схватив пустоту, а недосягаемая пока жертва вздрогнула. Она сама не осознавала, что ощущает чужое присутствие…

…Ребекка смотрела в окно. На парк. В другой день. В солнечный день. Листья едва начали желтеть, осень пробиралась в город легкой поступью. Но в душе Ребекки господствовала черно-белая зима, где есть место лишь савану под пепельным небом.

— Как это уехала по семейным делам? Джойс мне нужна! Срочно! — она топнула в сердцах, но не потрудилась повернуться.

— Мне жаль, миледи, — услышала я голос Брант. — Ваша горничная отбыла рано утром, когда вы еще спали. Просила извиниться за нее. Вряд ли она вернется.

— Проклятье! — Ребекка яростно сжала кулаки. — И что эта пигалица о себе возомнила?

— Не могу знать, миледи.

— А я тебе и не спрашивала. Убирайся! Вон из дома!

— Но…

— Я дала всем слугам выходной.