– Это сразу создаст у зрителей определенный настрой.

– А у нас что – очередное ГКЧП? – спросил С.

– Хуже, – ответил полковник Голубков. – Но Лебединое озеро – стоит ли? Фарсом попахивает. Может, лучше дать просто часы?

– Можно и часы, – согласился режиссер.

– Прочитайте следующий текст, – попросил Голубков столичного гостя.

– Тоже вслух и на полном серьезе, – добавил режиссер. – У нас не будет времени для трактовых репетиций.

– Ладно, работайте, а я, это, покурю пока, – сообщил оператор, выходя из эфирной. – Я рядом, на площадке, кликнете, когда буду нужен.

С. взял из папки второй лист.

– Внимание! Передаем экстренное сообщение, – прочитал он. – Сегодня ночью группа чеченских боевиков из армии освобождения Ичкерии во главе с командующим армией полковником Султаном Рузаевым захватила первый энергоблок Северной атомной электростанции, самой крупной АЭС на Кольском полуострове… Что за фигня?

– Читайте, читайте, – кивнул Голубков.

– …заминировала его и захватила в качестве заложников весь обслуживающий персонал. Полковник Султан Рузаев предъявил Президенту, правительству и Государственной Думе России ультиматум. Он передал нам видеопленку с записью его ультиматума, а также видеопленку с репортажем Си‑Эн‑Эн о захвате и минировании станции. Полковник Рузаев потребовал, чтобы эти видеоматериалы были показаны по всем каналам Центрального телевидения. Мы вынуждены выполнить это требование… Невероятно! – сказал С. – Я не могу в это поверить!

– Вы и произносите текст так, будто не верите в реальность страшной угрозы, – решительно заявил режиссер Юрий. – Никуда не годится. Прочитайте еще раз. С наполнением!

– Вы будете указывать мне, как вести себя перед камерой? – возмутился С.

– Извините, Евгений Павлович, я уважаю вас как профессионала. Но уважайте и мою профессию. В Москве вы можете мекать и бекать, но за качество передач из этой студии отвечаю я.

Неизвестно, чем закончилась бы эта перепалка, но тут в эфирной появился телеоператор и обратился к полковнику Голубкову:

– Константин Дмитриевич, там, это… красная лампа на вентиляционной трубе. Ну, на первом энергоблоке.

– Что – лампа? – поторопил Голубков.

– Ну, мигает.

– Видел. И что? Возможно, искрит контакт.

– Это не контакт. Я, это… Ну, я на флоте служил. Сигнальщиком. И радистом. Это не контакт. Это код. Сигнал вызова.

– Быстро! – скомандовал Голубков и первым выскочил на лестничную площадку, из окна которой были видны корпуса АЭС.

Следом кинулись оператор с режиссером, а за ними и С. с неторопливостью важного столичного гостя.

– Читай! – приказал Голубков оператору. – Можешь?

– Я, конечно, давно, это самое… – Да читай же! Что сможешь!

– Знак вызова. Какой‑то Пастух вызывает какого‑то дядю Костю. Просит подтвердить, что это, вызов понят.

– Как подтвердить?

– Ну так же. Мигнуть. Кто такой дядя Костя?

– Где дежурка электрика? – обернулся Голубков к режиссеру. – Ведите, Юрий, бегом!

Они спустились в подвал. Голубков бесцеремонно растолкал мирно спящего электрика. Тот не сразу понял, чего от него хотят, но, когда понял, дело пошло быстрей. Они поднялись на крышу студии, электрик отпер распределительный щиток и ткнул в рубильник:

– Вот. Энтот – как раз на фонарь.