– Нет, иди досыпай, – разрешил Голубков и обернулся к оператору:

– Ну, Коля, на тебя вся надежда. Передай: «Вас понял». Сможешь?

– Делов‑то! – хмыкнул оператор и поудобней ухватился за рукоять рубильника.

Лампочка на ретрансляторе трижды мигнула и погасла. Далекий красный фонарь на вентиляционной трубе АЭС тотчас же прекратил мигание.

– Он понял! – заорал оператор. – Въехали? Понял!

– Передай: «Перехожу на прием!» – скомандовал Голубков.

– Да нет такого сигнала! Есть просто: «Прием».

– Ну так и сигналь просто «Прием»!

Оператор трижды коротко ткнул рубильником в шину и вновь погасил фонарь.

Все напряженно всматривались в сторону станции. Фонарь на трубе мигнул.

– Начало сеанса, – прокомментировал оператор.

– У кого есть ручка и бумага? – спросил Голубков.

– У меня, – ответил С., доставая блокнот.

– Записывайте, Евгений Павлович! Красная лампочка на далекой трубе АЭС замигала в нервном, прерывистом ритме.

– «Стан… станция… заминирована… сем… тем…» Не понимаю.

– Семтексом, – подсказал Голубков.

– Что это за холера? – удивился оператор.

– Взрывчатка. Типа пластита. Не отвлекайся, черт бы тебя!

– «В… дето…» ага, понял: «в детонаторах тэ‑е‑тэ‑рэ‑и‑лэ».

– Тетрил, – сказал Голубков. – Дальше!

– "Радио… взры… ватели… система… спутник… спутниковой… связи… про… верены.

Проверены. И… работают…" Точно: «и работают безотказно… Пус… пусковой… Бэ… лэ… о… Ага, блок… постоянно… у… у объекта… пэ…» Просто «пэ». Спрашивает:

«Как поняли»?

– Ответь: «Поняли все». Успели записать, Евгений Павлович?

– Да. Кто такой объект «Пэ»?

– Сообщник Рузаева.

– Значит, станция в самом деле?..

– Да! – рявкнул полковник Голубков. – Да! В самом деле! С. побледнел:

– Но это… Это же… Да это же катастрофа!

В грудь ему ткнулся палец режиссера. – Очень хорошо! Превосходно! Вот с этим наполнением вы и должны выйти в эфир!..

IV

Когда Боцман сообщил мне, что он хоть и начинал службу в морской пехоте, но в жизни не держал в руках ни сигнальных флажков, ни телеграфного ключа, а как перемигиваются патрульные катера, видел только во время учебного похода в Кронштадте, я готов был… Не знаю. На стенку лезть. И полез бы, если бы это могло помочь. Не могло. А что могло?

Это был типичный затык. В любом деле такое бывает. Канава поперек дороги.

Сорванная резьба. Застрявший в металле обломок сверла. И уже забываешь, куда и зачем ехал, для чего нужно этот проклятый болт открутить и зачем дырку сверлил.

Мир сужается, все упирается в этот затык.

Боцман даже почувствовал себя виноватым от того, что его неумелость свела на нет единственную возможность связаться с полковником Голубковым. Но он же и выход предложил: из этих мест многие на Северном флоте служили, может, найдется среди них сигнальщик? Кинулись в комнату отдыха. Телевизор был выключен, женщины спали на диванах и составленных стульях и креслах, мужики на полу, подмастив под головы кто что нашел.