– Мне они не нравятся.

– Мне тоже. Но мы не будем дружить с ними семьями.

У калитки меня поджидал Мишка. Я велел ему под любым предлогом задержать Ольгу с Настеной часа на полтора, не меньше: пусть Люба, жена Мишки, попросит совета насчет ребячьих болезней, это самое верное.

– Понял, – сказал Мишка. – Ништяк, Серега. Не дрейфь. Мы с тобой, понял?

Продержись немного. Совсем немного, понял? А мы сейчас, мы быстро, понял?

И он рванул к своей избе, не разбирая дороги. Я не очень‑то понял, что он имел в виду, да и думать об этом мне было некогда. Нужно было решить, как быть с гостями.

Не нравились они мне. Не вообще, как любому нормальному человеку не может нравиться уголовная шантрапа. Нет, чем‑то еще другим. Одно я понял довольно быстро: они были не наши. Не выселковские, не зарайские, не раменские. Любое место все‑таки накладывает свой отпечаток на человека. Про города и страны не говорю. Но даже в соседних деревнях люди хоть чем‑то, да разнятся друг от друга.

Взять наше Затопино и, допустим, Ключи. Всего‑то разделяют их десяток километров и река Чесня. А люди чуть да другие. И даже не скажешь чем. А для местного жителя сразу ясно: этот из Ключей, а тот из Маслюков или Выселок. А тут и тонким наблюдателем не нужно быть, чтобы определить: не из наших краев. Из каких – не знаю. Но не из наших. И не из Москвы, это само собой.

Никаких выводов из своего умозаключения я делать не стал, да и какие могли быть выводы, я просто рассудил, что всему свое время, и сначала стоит поглядеть, как будет складываться ситуация.

* * *

Когда я вернулся в столярку, двое по‑прежнему покуривали у машин, а четверо разглядывали станки. И было на что посмотреть. Один немецкий многофункциональный «вайсмахер» с программным компьютерным управлением чего стоил.

– Богато живешь, хозяин, – оценил старший, закурив «беломорину». – Богато. Не один косарь баксов небось всадил в машины?

– Не один, – согласился я.

– А сколько?

– Много. – Я кивнул на «беломорину» в его руке, синей от татуировок. – Не курил бы ты здесь, а? Сухое дерево, пыль.

– Во‑во, – подхватил он, продолжая курить и стряхивать пепел на пол. – Я и говорю: бросит кто спьяну чинарик, да если еще бензинки чуток прольет – ведь вмиг все сгорит, нет? Обидно же будет, скажи?

В общем, все было ясно. Опять же – на первый взгляд.

Ну не нравились мне мои гости. Что‑то в них было не то. По всем приметам это был банальный наезд. И вместе с тем нет, не просто наезд. А что? Не мог допереть. И потому злился, хотя, понятное дело, держал себя, как выражаются в культурных компаниях, в рамках приличий. Но на всякий случай открыл распределительный щит, пощелкал рубильниками и между делом нажал кнопку на неприметной черной коробочке с замигавшим красным светодиодом.

– А это что за хренобень? – заинтересовался старший.

Он, конечно, сказал не «хренобень», а по‑другому, но смысл был тот же.

– Пожарная сигнализация, – объяснил я.

– Ну‑у! Пока из Зарайска пожарки прикатят, от твоей столярки и хазы одни головешки останутся!

Я промолчал. Не объяснять же ему, что эта хренобень подает сигнал не в зарайскую пожарную часть, а чуть‑чуть в другое место.

– Сколько на тебя мужиков пашет? – продолжал расспросы мой гость.

– Двадцать шесть.

– Не хило. По сколько же ты им платишь?

– Когда как. Пока немного. По сто пятьдесят – двести.

– Тысяч? – уточнил он.

– Тысяч! Кто же за сто пятьдесят тысяч будет работать? Баксов, конечно.