У меня как раз в инструментальном шкафчике были отложены пять тысяч баксов – завтра предстояло расплатиться с леспромхозовскими за делянку с трелевщиками и за пилораму с сушилкой. Я извлек пачку и бросил ее Шраму.
– Можешь не проверять, вчера из банка. Пачку он поймал ловко, одним движением, но вид денег, как мне показалось, его крайне озадачил. Он вскрыл бандероль, полистал новые стольники, но выражение некоторой обалделости с его лица так и не исчезло.
– Что‑то не так? – спросил я.
Он не ответил, а по‑прежнему вертел баксы в руках, что‑то напряженно обдумывая.
Его поведение показалось странным даже качку.
– Какие проблемы, Шрам? – спросил он. – Дело сделано. Все ясно: лох. Плюс навар.
Мотаем?
Шрам постучал пачкой по ладони и рассудительно заметил:
– Не долго ты проживешь, Чир. Нет, недолго. А почему? А потому что лезешь не по чину. Нам что было сказано? Бабки взять?
– Нет. Нам было сказано… – Заткнись, придурок. И молчи, пока тебя прямо не спросят! Понял?
– Понял, Шрам, все понял, – заверил качок. – Молчу.
Это было уже интересно.
– Приятно с тобой иметь дело, Сергей Сергеевич, – заметил Шрам. – Быстро ты все понимаешь.
Он бросил мне пачку баксов. Я поймал ее не менее ловко, чем он сам.
– Сто, – сказал Шрам. – И немедленно.
– Сто чего? – уточнил я. – «Зеленых»? Сто тысяч? Ты за кого меня. Шрам, принимаешь? Ты в столярке, понял? А не в «Чейз манхэттен банке». Даже если я продам все оборудование вместе с домом и землей, вряд ли выручу больше полтинника. Ну, плюс двадцатник за «ниссан» и еще копейки за «Ниву». Я принял тебя за разумного человека. Но начинаю в этом сомневаться. А если быть совершенно честным, я вообще не понимаю, почему должен тебе платить. Хоть копейку.
Качок даже ахнул от такой моей наглости:
– Не въезжает! Дай, Шрам, я ему растолкую?
– Ну растолкуй, – разрешил старший.
– Слушай сюда, ты, Сергей Сергеевич! Ты нам по жизни должен! Теперь въехал, нет?
– Нет, – сказал я. – Мне приходилось слышать это выражение. Но смысла не понимаю. По какой жизни я вам должен? По вашей или по моей? «Ты нам по жизни должен». Что это, собственно, значит?
– Это значит, что делиться надо! Теперь понял, козел?
– Ну, допустим. Но почему я должен делиться с вами? Вы что, инвалиды, немощные?
– Я чего‑то не врубаюсь, – обратился качок к Шраму. – Он дуру гонит или в самом деле совсем плохой, не понимает?
– Все он понимает. Даже чуть больше, чем нужно.
– Понимаю, конечно, – согласился я, продолжая разыгрывать сельского дурачка. – Но я и другое понимаю. Если вы сожжете мою столярку, вообще ничего не получите.
– Верно, не получим, – кивнул Шрам. – Но мы другое получим. После этого нам уже ни с кем не придется разводить такой базар.
– Акция устрашения, – уточнил я. – Воспитательное мероприятие.
– Грамотный ты, Сергей Сергеевич, парень.
– Да нет, Николай Васильевич, это я просто радио наслушался. И телевизора насмотрелся. Ну так начинайте прямо сейчас, чего тянуть? Бензин в гараже в канистре, спички у самих есть.
Подручные Шрама переглянулись с искренним недоумением.
– Полечить его для начала? – предложил качок.
– Не спеши, – возразил Шрам, разминая очередную «беломорину». – Предупреждал же я тебя: не спеши. |