Он молчал. Я приблизил его ряшку к пиле. Он заорал:

– Наехать!

– Зачем?

– Не знаю! Честное пионерское, клянусь, не знаю!

Ну, если так клянутся… Я выключил станок, подождал, пока пила стихнет, и подвел итог:

– Твоя кличка Чир, так?

Он послушно замотал головой.

– Теперь будет другая. Чир Рваная Ноздря. Это как Ричард Львиное Сердце.

Я кинул парализованного от ужаса качка к стене и обратился к почтенной публике:

– Все видели?

Публика дружно закивала:

– Все, все!

– Расскажите об этом в своих кругах. И не опускайте подробностей. Я уже однажды говорил это, но готов повторить: если хоть одна сука появится на нашей стороне Московского шоссе – у этой циркулярки выпуск двадцать два сантиметра. Все поняли? Они снова закивали:

– Все, все!

Понятливый народ. Правда, и метод был доходчивым. А ведь по‑другому и не поняли бы.

И только я успел закончить свое воспитательное мероприятие, как в столярке появились два рыбака‑студента, грамотно раскатились по углам и направили стволы коротких десантных «калашей» на моих совсем уж офонаревших гостей.

У меня сегодня, похоже, был день открытых дверей.

Моим новым гостям и полминуты не понадобилось, чтобы оценить обстановку. Один из них сунул в ухо таблетку микрофона и включил передатчик:

– Я – Третий. Мы на месте. Все в норме. Один холодный, пять теплых… Нет, не мы, сам… Есть, ждем.

Он выключил рацию, оба спрятали «калаши» под куртки и уселись на верстаке, покачивая ногами в обычных белых кроссовках. Ну чисто студенты‑практиканты.

– Чего ждем‑то? – спросил я.

Ни один, ни другой не ответили. Грамотные студенты.

Некоторое время было непривычно тихо, лишь покрякивали над Чесней перелетные утки. А потом вдруг в столярке потемнело, и начался прямо‑таки американский вестерн. В дверном проеме возникли Мишка Чванов, Артем и Борисыч с двустволками на изготовку, а позади маячил Костя Васин с вилами. Другого оружия, видно, для него не нашлось.

– Руки вверх, суки! – заорал Мишка, переводя стволы с моих гостей на студентов.

– Двенадцатый калибр, картечь, суки, кишки наружу! Руки вверх и никаких лишних эмоций!

Студенты соскользнули с верстака, перекатом ушли по углам, в их руках тускло блеснула сталь автоматов. Я едва успел прыгнуть между ними и поднять руки.

– Отставить! Убрать стволы! Здесь свои! Мишка, твою мать, я кому говорю! Положи ружье на землю! Всем опустить оружие!

Мой истошный вопль дошел‑таки до разгоряченного Мишкиного сознания, мужики опустили двустволки, а студенты, чуть помедлив, спрятали «калаши».

– Серега, извини! Припозднились! – снова заорал Мишка. – Бабы, едри их, патроны спрятали! Пока нашли. Ты в порядке?

– В полном, как видишь, – ответил я, оттирая его к выходу. Но он успел рассмотреть столярку через мое плечо.

– Е‑мое! Это чего тут было? Едрена вошь! Куликовская битва! Чего тут было, Серега?

– Ничего тут не было! – в свою очередь заорал я. – Быстро валите отсюда! Ничего тут не было, вас тут не было, ничего вы не видели и знать не знаете! Ясно?

– Понял, Серега, все понял! Нас тут нет и не было никогда! Все понято, Серега, будь спок! Пошли, мужики!

– Ружья спрячьте, вашу мать! – напутствовал я их. – Всю деревню переполошите! И Ольгу еще задержи, – крикнул я вслед Мишке.

– Бу сделано, Серега! Все путем, будь спок!

Этот ковбойский налет произвел на студентов некоторое впечатление.

– Гляди‑ка! – заметил один из них.