Изменить размер шрифта - +

– Гляди‑ка! – заметил один из них. – Защищать прибежали. За что они тебя так любят?

– Они не меня прибежали защищать, – возразил я.

– А кого?

– Не кого, а что. Свои рабочие места.

– Надо же! – удивился второй. – Цивилизуемся! Они попросили у меня санитарный пакет и моток веревки, упаковали моих гостей, умело наложив перед этим шину на сломанную руку качка, заклеив пластырем его разрезанную ноздрю и перевязав обладателя черного пояса. Потом сложили в кучку их стволы и снова уселись на верстаке.

– И долго мы будем чего‑то ждать? – спросил я.

– Минут десять, – взглянув на часы, ответил первый.

И верно, ровно через десять минут у ворот столярки затормозила неприметная серая «Волга» с московскими номерами, без всяких там мигалок и антенн спецсвязи. Из машины вышел человек в штатском – начальник оперативного отдела УПСМ – Управления по планированию специальных мероприятий – полковник Константин Дмитриевич Голубков.

 

* * *

 

…Через час, когда встревоженная Ольга, наконец, вернулась домой, в столярке уже ничто не напоминало о недавних событиях, а мы с Голубковым сидели во дворе на бревнах и вели неторопливую беседу. Но переход к этой беседе оказался нелегким.

Выслушав короткий рапорт одного из студентов, полковник раздраженно прервал мою попытку объясниться:

– Отставить! Я все слышал! Он жестом потребовал у одного из студентов коробочку рации, вышел на связь:

– Я – Первый, вызываю Пятого. Что там у тебя?

Таблеткой микрофона он пользоваться не стал, поэтому я услышал сквозь шум помех довольно отчетливый ответ Пятого:

– Стоит, где и раньше. Неподалеку от церквушки. Ждет. Зеленый «жигуль» шестой модели. Один. Ведет наблюдение из салона. Бинокль или бинокуляр с блендами.

– Контакты?

– Никаких. С полчаса назад подошел местный священник, поговорили с минуту.

Видно, спросил, кого тот ждет, или что‑нибудь в этом роде. Все.

– Задача прежняя. Конец связи.

Голубков вернул рацию и коротко приказал:

– Действуйте.

Никаких дополнительных указаний не потребовалось. Студенты сноровисто транспортировали команду Шрама в их «Нивы». Лишь когда поволокли самого Шрама, пыхтя от тяжести – а трупы, они всегда почему‑то тяжелые, – Голубков остановил их, обшарил карманы куртки Шрама и извлек какие‑то довольно замусоленные бумаги.

– Так и есть. Справка об освобождении. Живет в Химках. В Химках, понял?

– Это важно? – поинтересовался я.

– Это самое важное, – ответил Голубков. Бандитские «Нивы» уехали. Голубков походил по столярке, беззвучно матерясь, потом остановился против меня:

– Ну? И что теперь делать?

Мне оставалось только пожать плечами:

– Вам видней. «Пожарную сигнализацию» с космической связью вы воткнули мне в расчете на такой случай?

– Совсем не на такой. На другой.

– На какой?

– Не гони. Придет время, узнаешь. Убивать‑то зачем было?

– А вы не понимаете? – спросил я. – На моем месте вы долго раздумывали бы?

– Вообще не раздумывал бы, – буркнул Голубков.

– Так я и сделал.

– Ладно, – подумав, заключил он. – Убийство в пределах необходимой обороны.

Доказательство – пленка. Прослушка санкционирована. Проходит.

– Так‑то оно, может, и так, – согласился я, – но ведь по прокуратурам и судам затаскают.

Быстрый переход