– А сколько самому остается?

– Долларов по триста в месяц, – ответил я, и это была чистая правда. Но мой любознательный собеседник мне, разумеется, не поверил.

– Ладно туфту гнать! У самого японская тачка, домину строишь.

– У бабы новая «Нива», – подсказал качок, утомившись, видно, ролью стороннего наблюдателя.

– Она устроилась музыкальным работником в детский сад в Выселках, – терпеливо объяснил я. – Каждый день по четыре километра туда и обратно, да еще с ребенком – не находишься. Пришлось купить «Ниву». По нашим дорогам, сами понимаете… – Давай к делу, – перебил меня старший. – Ты меня знаешь?

– Нет, – честно ответил я.

– Я – Шрам. Понял?

– А по имени‑отчеству?

Он слегка удивился вопросу, но все же ответил:

– Николай Васильевич.

– А я – Сергей Сергеевич.

– Я тащусь! – снова вмешался в разговор качок. – Сергей Сергеевич! Вникни, Шрам, а?

– Заткнись, – бросил ему Шрам и повернулся ко мне:

– Это Чир. Мастер спорта по боксу, между прочим. А те двое, не смотри, что невидные из себя, каратисты.

Правильные пацаны. У того черный пояс, а у второго – красный. Ты Пашу Раменского знал?

– Здоровый такой, с родимым пятном на носу? – уточнил я.

– Ну! – подтвердил старший.

– Знать особо не знал, но приходилось встречаться.

– Больше не встретишься.

Подручные Шрама захохотали. Я бы сказал – довольно нервно. Нетрудно было догадаться почему. Месяца два назад Пашу Раменского, державшего Зарайск, пристрелили при разборке вместе с тремя или четырьмя его кадрами. Об этом даже в «Московском комсомольце» была заметка. И теперь на первый взгляд выходило, что Шрам осваивает отвоеванную территорию.

Но только на первый взгляд. Тут у меня уже не было ни малейших сомнений: Пашу Раменского я действительно знал – познакомился во время тех самых душеспасительных бесед. И он, кстати сказать, показался мне человеком разумным и даже рассудительным. Во всяком случае, умеющим трезво просчитывать варианты. И он первым понял, что с такими странными отморозками, какими в глазах его окружения были мы, лучше, пожалуй, не ввязываться в принципиальные споры. Ну, до поры до времени. Так, вероятно, он решил и даже убедил в этом своих более горячих сподвижников. Но до своего времени, увы, не дожил.

Все так. Пашу я знал. Но главное было в другом: ни этот Шрам, ни один из его подручных Раменского и в глаза не видели. Паша был маленький, весь как бы перевитый жилами сорокалетний человечек с орлиным носом и без единой родинки или даже бородавки на изрытом оспой лице. Такого один раз увидишь – и уже ни с кем не спутаешь. Да, его шлепнули при разборке, это верно. Но было у меня ощущение, что об этой разборке Шрам узнал из той же самой заметки в «Московском комсомольце». Ай‑ай‑ай. А врать‑то нехорошо. Но врут – по крайней мере в подобных случаях – не из любви к искусству, а для достижения каких‑то вполне определенных целей.

Каких?

Случайный наезд залетной братвы?

Ну, посмотрим.

– Договоримся так, Сергей Сергеевич, – продолжал Шрам. – Ты отстегиваешь нам пять штук и спишь спокойно. И никаких пожаров не боишься и вообще ничего.

– Пять штук чего? – переспросил я.

– «Зеленых», козел! Чего! – популярно разъяснил мне качок.

– А, «зеленых»! – повторил я. – Нет вопросов. У меня как раз в инструментальном шкафчике были отложены пять тысяч баксов – завтра предстояло расплатиться с леспромхозовскими за делянку с трелевщиками и за пилораму с сушилкой.