|
Несли убытки все – и местные жители, кормившиеся от туристов сдачей жилья и торговлей продуктами, и местные бандиты, и официальные власти, пополнявшие казну налогами. В итоге в один прекрасный день всем чеченским беженцам было предписано в кратчайшие сроки покинуть Кабардино‑Балкарию, остались лишь те, кто переехал сюда много лет назад и по праву считался местным жителем. Появление любого приезжего из Чечни вызывало пристальное и не слишком‑то дружеское внимание. В такой обстановке о тайной встрече Пилигрима и Рузаева в Терсколе или Нальчике нечего было и думать.
Значит, что? Значит, Пилигрим постарается под каким‑либо благовидным предлогом посетить Чечню. Резонно. К тому же Рузаев вряд ли унизится до того, чтобы ехать черт‑те куда на конфиденциальную встречу с никому не известным, пусть даже и иностранным, журналистом. «Так? – спросил себя полковник Голубков. – Да, так». И тут же остановил себя. Стоп. Никому не известный иностранный журналист. Стоп‑стоп. Никому не известный… Минуточку, минуточку! Но Голубков не успел додумать неожиданно мелькнувшую мысль. Без стука вошел генерал‑лейтенант Нифонтов, как всегда, в штатском. Он заполнил своей крупной фигурой кабинет Голубкова и словно бы сделал его тесным. Нифонтов молча положил на стол Голубкова обычный почтовый конверт без марки и штемпеля. Вместо адреса значилось: "Начальнику Аналитического агентства «Контур». (Такая вывеска красовалась на проходной управления.) Надпись беглая, но четкая, от руки. Конверт был вскрыт. – Что это такое? – спросил Голубков. – Читай, читай! – кивнул Нифонтов. Голубков извлек листок. Самый обычный, вырванный из небольшого блокнота. Тем же почерком там было написано: «Пилигрим в Грозном. Дост. 100. Ваш доброжелатель». – Ну? – спросил Нифонтов. – Подсунули под дверь проходной. Кто и когда – неизвестно. Сразу, не вскрывая, принесли мне. Как тебе это нравится? – «Дост. 100», – повторил Голубков. – Оценка информации. Такие пометки делали в шифрограммах американцы и англичане. Еще в войну. Это значит: «Достоверность информации – 100 процентов». – Это значит, что «наш доброжелатель» прекрасно знал, что мы поймем это его «Дост. 100». А значит, и знает, что такое наш «Контур». – Хуже, – поправил Голубков. – Он знает то, чего не должен знать никто. «Пилигрим в Грозном». – Он действительно в Грозном? – спросил Нифонтов. – Не исключено. Но точной информации нет. – А почему, твою мать? – рявкнул Нифонтов. – У нас же этот мудак сидит в Терсколе! Сотрудник оперативного отдела УПСМ капитан Евдокимов, посланный в Терскол под видом туриста‑лыжника за день до отлета туда Пилигрима, не был мудаком. Но полковник Голубков был избавлен от необходимости вступиться за своего подчиненного. В дверь постучали. На пороге кабинета Голубкова появился молодой лейтенант‑компьютерщик из информационного центра и словно бы запнулся, увидев начальника управления. – Товарищ генерал‑лейтенант, разрешите обратиться к товарищу полковнику? – по‑уставному отбарабанил он, не вскинув руку к козырьку фуражки только потому, что никакой фуражки на нем не было. В УПСМ все ходили в штатском. – Ну, обратись, – разрешил Нифонтов. – Хотя где ты увидел здесь полковников и генералов – ума не приложу. – Виноват. Константин Дмитриевич, срочное сообщение из Терскола. Вчера в первой половине дня при тренировочном спуске объект П. сломал правую ногу и был отправлен на «скорой помощи» в Минводы. |
