Так вот, не станешь ты генералом!
Плевать всем на твои планы. Даже если все получится, как надо. А если не получится, так с нас даже те звездочки, что есть, сдерут! Понял?
– А у нас что – задача сохранить звездочки? – спросил Голубков. – Тогда командуй. Операция отменяется. Хозяин – барин. Ты начальник – я дурак.
– Змей ты, Дмитрич! Уж и помечтать не даешь о спокойной пенсии. С рыбалкой, грибами, с этими – как их? – патиссонами!
– Что такое патиссоны? – спросил Голубков.
– Понятия не имею. Овощ какой‑то. Вроде огурца, только плоский. Ладно, бери ручку, пиши:
«Москва, директору ФСБ генерал‑полковнику…» Написал? А дальше так: «Направляем Вам полученные оперативным путем фотоснимки секретного агента отдела 12‑С Деева…» Как его там?
– Геннадия Степановича.
– «…Геннадия Степановича, а также копию только что поступившего к нам экспертного заключения об идентификации его личности как…»
– Мы получили заключение две недели назад, – напомнил Голубков.
– А что такое две недели по сравнению с семью годами, которые Пилигрим мирно лежал ребром между столами? Миг! Так что не придирайся. «…Как находящегося в розыскных списках Интерпола международного террориста Карлоса Перейры Гомеса по кличке Пилигрим, или Взрывник». С новой строки, – продолжил диктовать Нифонтов.
– «…Считаем необходимым приобщить эти материалы к находящемуся в архиве ФСБ досье». Все. За моей подписью. Перепечатай на нашем бланке на машинке. Сам.
Никаких вторых экземпляров. Черновик сразу сожги. Завтра утром отвезешь пакет в приемную директора ФСБ. Лично. Ты там кого‑нибудь знаешь?
– Не имел удовольствия.
– Тем лучше. Подойдешь к одному из референтов, представишься и спросишь, кому ты должен передать пакет. Он спросит, что в пакете. Ты скажешь.
– А если не спросит?
– Все равно скажешь. Ну, попросту, свои же люди. У тебя получится. Но он обязательно спросит.
– Значит, Рузаев не соврал, когда сказал в интервью, что у него на Лубянке есть свои люди? – заключил Голубков.
Нифонтов подтвердил:
– Да. Пока на подозрении двое. Оба дежурили в тот день, когда пришла шифрограмма с грифами:
«Весьма срочно, совершенно секретно, экземпляр единственный». Это установила служба собственной безопасности ФСБ.
– Сами? – недоверчиво переспросил Голубков.
– Конечно, сами, только они и могли это сделать. Ну, дал я небольшой намек их шефу. А он мужик очень догадливый.
– Кто же из двух?
– Скоро узнаем. Тот, кто снимет сегодня копию с досье и завтра переправит ее в Грозный первым утренним рейсом.
– Он может передать ее по Интернету уже сегодня вечером.
Нифонтов пожал плечами:
– Значит, Пилигриму предстоит пережить не лучшую в его жизни ночь. И камера в Дармштадте покажется ему раем.
– Может и не пережить, – заметил Голубков.
– До утра как‑нибудь дотянет. Вряд ли они его прикончат, пока не выяснят, кто он такой. А утром ты привезешь пакет. И эта сука кинется звонить в Чечню. Ребята из ФАПСИ предупреждены. Надеюсь, не подкачают. Разговор будет документирован. И уж трибунал мало ему не отвесит. Не сейчас, конечно, а когда придет время. Так что, Константин Дмитриевич, будем считать, что с одной задачей твоего плана мы справились: обеспечили контакт наших фигурантов. В условиях несколько напряженных, но в конечном итоге способствующих взаимному доверию.
– Мы вышли на решение и более важной задачи, – сказал Голубков. |