Нифонтов осуждающе покачал головой:

– А ведь я тебя, Константин Дмитриевич, предупредил. Никогда не показывай генералу, что ты умней его. Мы, генералы, этого очень не любим. От этого мы начинаем нервничать. Какой задачи?

– Нарисовался канал. По нему мы выведем Пилигрима на Пастуха и его ребят.

– Через этого суку‑референта?

– Да.

– Как?

– Есть мыслишка. Нужно еще подумать.

– Думай, – то ли разрешил, то ли приказал Нифонтов. – Вот что еще. Этот звонок Пилигрима в Стокгольм. Очень мне он не нравится. Номер, куда он звонил, узнали?

– Да. Но в телефонной книги Стокгольма его нет.

– Значит?

– Ничего не значит. Даже в Москве ты можешь дать свой номер в справочник, а можешь и не давать.

– Нужно выяснить. Кому поручим – ГРУ или СВР?

– Давай погодим, – предложил Голубков.

– Боишься утечки?

– Да. В Стокгольме у Пилигрима сообщник, это как пить дать. И он снова попытается с ним связаться. Может, удастся перехватить звонок.

– Согласен, – подумав, кивнул Нифонтов. – Вроде все, – подвел он итог и двинулся к двери.

– Вопрос, – остановил его Голубков. – Что было в шифровке, ксерокопия которой оказалась у Рузаева?

Нифонтов помрачнел:

– Лучше бы ты не спрашивал. Ни хрена хорошего там не было. Информация Минобороны о предстоящей поездке инспекторов Генштаба в Чечню. В связи с обострившейся обстановкой. Ну, как положено: агентурное обеспечение, система охраны маршрутов и все прочее. Доохранялись, твою мать!

– Вряд ли это рузаевские дела, – прокомментировал Голубков. – Он сразу бы объяснил.

– Да? – переспросил Нифонтов. – И Масхадов тут же выдал бы его с потрохами.

Потому что иначе – война. А Масхадов президент, пока мир. Каким бы долбаным этот мир ни был.

– С момента нападения прошло больше недели. А рузаевская армия сидит без бабок.

Им уже три месяца не платили. Это самые свежие агентурные данные. А нападение на инспекторов Генштаба – согласись, не из дешевых работа. Не для тех, конечно, кто лупит из гранатомета. Для самого Рузаева. Миллиона на полтора‑два баксов вполне потянет. Не думаешь же ты, что Рузаев будет тратить на такие дела свой золотой запас, насчет которого у меня есть очень большие сомнения?

– Не думаю. Но он кое‑что получил. Правда, не два миллиона, а всего шестьсот тысяч долларов. Они были перечислены на счет его фонда «Ичкерия» несколько дней назад. Из стамбульского банка «Босфор».

– Что это за банк?

– Пытаемся выяснить. Копия платежки у нас есть. А что он не платит своим абрекам… Возможно, выжидает. Боится расшифроваться. Они же сразу начнут пить‑гулять, верно? Может, конечно, это и не рузаевские дела, а кто‑то им прикрывается. Но что эта засада – пробный шар, тут, по‑моему, вопросов нет.

– Тут нет, – согласился Голубков. Нифонтов помолчал и неожиданно спросил:

– Как у тебя с английским?

– С английским? – удивился Голубков странному и неуместному в этом разговоре вопросу. – Ну, как? Дорогу спросить могу. И даже понять ответ. Может быть. «Хау мач», «монинг», «экскьюз ми, плиз».

– Ты же проходил интенсивный курс после перевода к нам, – напомнил Нифонтов. – Все проходят. Голубков пожал плечами:

– А толку?

– С твоей‑то памятью?

– Язык требует практики.