Один тысяча триста тридцать семь год до наша эра. До!
Что было в этот год, где Россия? Ничего не было в этот год, где Россия! Внутри четвертий, самый маленький фараончик спрятали дамски волос. Чьи это дамски волос? Им бил мама Тутанхамон, жени Тутанхамон, его любовниц? Да бог знает. Пока маму, жени не нашли тело и не сделаль анализы, чтобы сравнивать, это будет тайн.
Вопросов есть?
Гид решительно двинулась к следующему стенду, туристы послушно последовали за ней. Голубков отступил за колонну, пересек гулкие прохладные залы и вышел на раскаленную площадь, заставленную экскурсионными автобусами. Тут же сгрудилась стайка разномастных такси. Голубков сел в первую попавшуюся машину и назвал адрес загородного элитного клуба.
– Хандрид доллар, – мгновенно объявил таксист, по одному лишь адресу оценив платежеспособность клиента. В такие клубы бедные люди не ездят. – Айна хундерт, – повторил он для убедительности по‑немецки и добавил по‑русски:
– Одна сто.
О’кей?
– Файф, – твердо ответил Голубков, еще в Москве предупрежденный, что каирские таксисты по части обувания лохов‑иностранцев забьют баки любому из своих московских коллег. И тоже продублировал по‑немецки и по‑русски:
– Фюнф. Пять. И не доллар, а динар.
Таксист вздел к небу руки и запричитал на смеси арабского и ломаного английского, призывая все высшие силы в свидетели, что такой цены просто не существует и он лучше подарит уважаемому хабибу свою машину, чем согласится на такую плату.
– Пят‑десят, – закончил он свой монолог. – Карашо?
– Хрен тебе, а не хорошо, – ответил Голубков. – Ладно, десять. Ноу? Гуд‑бай!
– О’кей, о’кей! – поспешно согласился таксист, верно угадав, что сейчас потеряет клиента. – Онли ноу динар. Доллар! Ол‑райт?
Голубков взглянул на часы и кивнул:
– Ладно, ол‑райт. Поехали!
– Карашо! – просиял таксист, вырулил на забитую машинами автостраду и из правого ряда направил свою тачку в крайний левый, восьмой, почти поперек дороги, даже не оглядываясь на тормозившие в миллиметрах от него машины. И что больше всего поразило Голубкова: никто даже не гукнул, все воспринимали смертоубийственный для московских улиц маневр таксиста как нечто вполне нормальное.
Так это и осталось в памяти полковника Голубкова одним из самых ярких египетских впечатлений.
Через полчаса такси выехало на загородное шоссе и еще через десять минут остановилось у литых чугунных ворот клуба. Перед воротами прохаживались четверо национальных гвардейцев с рациями и автоматами Калашникова. Из стеклянной будки проходной без всякого вызова появился дежурный в белой униформе с красным вензелем клуба на лацкане пиджака и вопросительно взглянул на посетителя:
– Сэр?
Голубков назвался.
Дежурный почтительно склонил голову:
– Please!
Он ввел Голубкова на территорию клуба и представил человеку в элегантном светлом костюме с дымчатым шейным платком, сидевшему в белом шезлонге у бассейна, окруженного высокими королевскими пальмами.
– Ваш гость, сэр, – сказал он по‑английски и бесшумно удалился.
Человек поднялся с шезлонга.
– Здравствуйте, полковник. Вы точны, – произнес он на чистейшем русском языке. – Разрешите представиться… Голубков жестом остановил его.
– Бамберг, – сказал он. – Нет. Блюмберг. Да, Аарон Блюмберг, Коммерческое аналитическое агентство, Гамбург. Так было на визитной карточке, которую вы незаметно сунули в карман моего спутника. Перед этим вы спросили у меня, который час. Это было в начале ноября прошлого года в одном прибалтийском городе <См. |