– Я слышал, что у вас феноменальная память, – заметил Блюмберг. – Но не подозревал, что такая. Вы видели меня мельком, меньше полминуты.

– После получения вашей визитки Профессор немедленно вылетел в этот город, – продолжал Голубков. – Вы встречались с ним на маяке. Хотел бы я знать, о чем вы с ним разговаривали.

– О моей встрече с Профессором вам рассказал ваш молодой спутник Сергей Пастухов? – уточнил Блюмберг.

– Да, уже в Москве. Когда все закончилось.

– Он назвал меня?

– Нет. Не счел возможным. Я не настаивал. Тем более что не составило труда установить, что смотрителем маяка был в то время Александр Иванович Столяров.

Вы, мистер Блюмберг.

– Похоже, Пастухов из тех молодых людей, которые умеют держать язык за зубами.

– Он умеет не только это.

– Как поживает Профессор? – поинтересовался Блюмберг. – Я слышал, что он ушел на пенсию.

– Его ушли.

– Что ж, это, возможно, и к лучшему, – подумав, сказал Блюмберг.

– Для кого?

– Для всех. Пойдемте, полковник, нас ждут. Голубков взглянул на часы:

– Разве я опоздал?

– Нет. Все приехали раньше вас и в разные дни. Одновременное появление могло вызвать ненужное любопытство.

Они обогнули бассейн, соединенный еще с тремя бассейнами размером поменьше, миновали теннисные корты и просторное ярко‑зеленое поле для гольфа и направились к одной из двухэтажных мраморных вилл, опоясанных широкими лоджиями с бело‑красными парусиновыми навесами. Белый и красный были, очевидно, фирменными цветами этого клуба, занимавшего не меньше десяти гектаров цветущего оазиса на самом краю пустыни. Вдалеке слева марево приподнимало над горизонтом вершины пирамид Гизы, а сразу за дорогой, огибавшей оазис, начинались барханы с выпирающими из песка бурыми скалами.

В это самое знойное время дня территория клуба была безлюдна, лишь в дальнем конце, на гаревом треке, две девушки в высоких белых сапогах с поблескивающими на солнце медными шпорами, в белых шортах и в широкополых белых шляпах осваивали под руководством инструктора верховую езду на арабских скакунах изумительной жемчужно‑серой масти.

В сопровождении Блюмберга полковник Голубков поднялся на второй этаж одной из вилл и вошел в просторную, прохладную от кондиционеров гостиную с толстым персидским ковром на полу, обставленную изящной, белой с позолотой мебелью.

Вокруг овального стола сидели трое мужчин, настолько непохожих друг на друга во всем, от возраста до манеры одеваться, что трудно было даже предположить, что заставило их собраться вместе.

Один из них был грузный, в летах, с холеным высокомерным лицом, в шортах цвета хаки и в такой же рубашке с короткими рукавами. Ему не хватало лишь толстой сигары в зубах, стека и пробкового тропического шлема, чтобы стать совсем уж похожим на английского колонизатора, как их изображали в стародавние советские времена художники Кукрыниксы на страницах журнала «Крокодил». Разложив перед собой на столе что‑то вроде дамского маникюрного набора, он чистил скребками и щеточками прямую данхилловскую трубку.

Второму, смуглому брюнету с аккуратной прической, было лет сорок. Он был в прекрасно сшитом летнем костюме. Сидел, свободно откинувшись на спинку кресла, закинув ногу на ногу, курил голубоватую египетскую сигарету, стряхивая пепел в хрустальную пепельницу. Но при всей непринужденности его позы в нем чувствовалась выправка кадрового военного.