- Можно только всем посочувствовать, - сказала я. Иветта пристально посмотрела на меня, затем в отчаянии покачала головой.

- По крайней мере, у Урсулы была дочь, - заметила я.

- Она никогда особенно не любила Маргариту. Думаю, ребенок напоминал ей о муках родов и обо всем, что она перенесла.

- В этом нет вины Маргариты, - резко ответила я. - Я нахожу естественным для матери заботиться о своем ребенке.

- Маргарита очень скоро показала, что способна сама позаботиться о себе. Ну-Ну тоже не слишком-то занималась ребенком. Основная забота о девочке легла на меня. Меня всегда тянуло к ней. Она была такой веселой, жизнерадостной, очень подвижной, импульсивной… что ж, она не слишком изменилась.

- Удивляюсь, почему Урсула была безразлична к ней.

- В то время ее вообще ничто не интересовало. После рождения Маргариты она пережила еще одно потрясение. У нее умерла мать. Урсула очень любила свою мать, и ее смерть явилась для нее большим ударом.

- Значит, она умерла неожиданно?

Иветта немного помолчала, затем сказала:

- Ее мать сама свела счеты с жизнью.

Я была поражена.

- Да, - продолжала Иветта. - Мы все были глубоко потрясены. Мы не знали, что она больна. Она страдала какими-то внутренними болями, но первое время никому не говорила об этом. Когда боль стала нестерпимой, она не смогла больше держать это в тайне. Узнав, что избавления от недуга нет, мать Урсулы приняла смертельную дозу снотворного.

- Как… и Урсула, - прошептала я.

- Нет, - твердо сказала Иветта. - Не как Урсула. Урсула ни за что бы не посягнула на свою жизнь. Я уверена в этом. Мы много говорили об этом. Урсула была глубоко религиозна. Она верила в загробную жизнь. Она говорила мне: «Не имеет значения, Иветта, что приходится терпеть здесь; все это преходяще. Я постоянно твержу себе это. Нужно вытерпеть все, и чем сильнее страдания, тем радостнее будет избавление от них. Моя мать страдала от боли, ей предстояли новые страдания, и она не смогла вынести это. О, если бы только она подождала!» Однажды, повернувшись ко мне, она схватила меня за руки и сказала: «Если бы только я знала! Если бы только я могла поговорить с ней…»

- И все же с ней случилось нечто подобное.

- Ее боли не были нестерпимыми, я знаю это.

- Вас же не было в замке, - напомнила я.

- После того, как я покинула замок, мы стали переписываться. Мы писали друг другу каждую неделю. Урсула интересовалась мельчайшими подробностями моей жизни и сообщала мне мельчайшие подробности своей. Она раскрывала передо мной сердце. Она ничего не утаивала. Мы договорились об этом, когда я уезжала. Урсула писала письма, которые были откровеннее, чем наши ежедневные разговоры. Она писала, что с помощью пера она стала мне гораздо ближе, чем прежде, так как значительно проще излагать свои мысли на бумаге. Вот почему я так много знаю о ней… я узнала больше с тех пор, когда мы оказались вдали друг от друга. Вот почему я уверена, что Урсула ни за что не покончила бы с собой.

- Как же она тогда умерла?

- Ее кто-то убил.

Я ушла к себе в комнату и осталась там. Я не хотела говорить о смерти Урсулы. Не могла поверить в то, что предполагала Иветта. Она, несомненно, была убеждена, что граф убил свою жену.

И я понимала, что цель этих разговоров - предостеречь меня. Мысленно Иветта поставила меня в один ряд с теми женщинами, которых граф очаровывал и на короткое время приближал к себе, а потом отшвыривал… ни к чему не обязывающие связи, в длинной череде которых отдельные выделялись чуть более ярким пятном, - как, например, та, плодом которой явился Этьен.