Последовало молчание на несколько секунд, пока молодая секретарша корреспондента в Иерусалиме торопливо записывала в блокнот.

– Да, думаю, что да. Кто говорит? – спросила она.

Возле наружной двери в номер гостиницы «Авиа» к Аврааму Хиршу присоединились два других сотрудника. У одного из них в руках был короткоствольный дробовик, оба были одеты в форму служащих аэропорта. Хирш все еще был одет в форму компании по доставке газет: в зеленые брюки, зеленую рубашку и зеленую шапку с козырьком. Он вслушивался в раздававшиеся из‑за двери звуки до тех пор, пока не раздалось легкое позвякивание, свидетельствовавшее о том, что телефонную трубку положили на место. Он отступил назад, вытащил служебный револьвер и кивнул человеку с дробовиком.

Тот тщательно прицелился в дверной замок и выбил его целиком вместе с куском дерева из двери. Авраам Хирш быстро проскочил мимо него внутрь комнаты, сделал три шага, после чего опустился на одно колено, вытянул вперед двумя руками револьвер, который направил точно в цель и закричал обитателю комнаты, чтобы тот не двигался.

Хирш был уроженцем Израиля: он родился там тридцатью четырьмя годами раньше в семье двух иммигрантов, переживших лагеря смерти третьего рейха. В детстве дома всегда говорили либо на идише, либо по‑русски, так как его родители были русскими евреями.

Он думал, что стоявший перед ним человек был русским – у него не было никаких причин думать иначе. Поэтому он крикнул ему по‑русски: «Стой…» Его голос эхом прокатился по маленькой спальне.

Мирослав Каминский стоял возле кровати, держа в руке телефонный справочник. Когда дверь с грохотом распахнулась, он уронил книгу, которая захлопнулась на полу, – любой, кто бы теперь захотел узнать, какую страницу он смотрел или по какому номеру звонил, не смог бы этого сделать.

Когда раздался окрик, номер тельавивской гостиницы неожиданно поплыл у него перед глазами; он увидел маленький хутор у подножья Карпат, вновь услышал крики людей в зеленой форме, окружавших схрон его группы. Он посмотрел на Авраама Хирша, и в глаза ему бросилась его зеленая униформа и шапка с козырьком. Он стал продвигаться к открытому окну.

Он опять слышал, как они пробирались к нему сквозь кусты, непрестанно крича: «Стой… стой… стой…» Ему ничего не оставалось кроме того, чтобы бежать, – бежать как лисица, спасающаяся от борзых; кроме того, чтобы нырнуть в заднюю дверь хаты и спрятаться в поросли.

Он пятился сквозь открытую стеклянную дверь на крохотный балкон, как вдруг перила балкона ударили его в поясницу, – он перевалился через них и полетел вниз. Когда он стукнулся о бетон автостоянки, лежавшей внизу в пятидесяти футах, то пробил себе череп и сломал таз и позвоночник. Перегнувшись через перила, Авраам Хирш осторожно посмотрел вниз на распростертое тело и, повернувшись к констеблю Хиршу, пробормотал:

– Какого черта он сделал это?

Служебный самолет, который доставил в предыдущий вечер в Гатов из Англии двух специалистов, полетел в обратную дорогу в западном направлении вскоре после отлета «Домини» в Тель‑Авив. Адам Монро также был среди его пассажиров, но он воспользовался данными ему правительством полномочиями для того, чтобы потребовать посадки самолета в Амстердаме, прежде чем он отправится дальше на Британские острова.

Он также добился того, чтобы посланный с «Аргайлла» вертолет «уэссекс» поджидал его в аэропорту Схипхол. Была половина пятого, когда «уэссекс» возвратился на палубу ракетного крейсера. Офицер, который встретил его на борту, с явным неудовольствием посмотрел на его внешний вид, но повел на встречу к капитану Престону.

Офицеру военно‑морских сил было известно лишь, что этот посетитель был служащим Форин офиса, который занимался в Берлине отправкой двух угонщиков в Израиль.