Тут я вспомнил, кого мне эти существа напоминают. Как‑то раз в Африке М'банту разворошил муравейник и показал мне крупных термитов. Они тоже были белесые, слепые, М'банту сказал, что они общаются между собой, испуская неслышные звуки. Сейчас я видел двухметровых белых термитов – только их голоса были слышны.

Я сделал знак Длинному Копью: «захожу я один». Ему это не понравилось, но жестами трудно спорить, и он смирился. Я вышел из туннеля, индеец остался. Эти твари почувствовали мое присутствие почти мгновенно. Я наставил на них лучемет, но они, похоже, не собирались нападать. Просто проявляли любопытство. Пока я беспомощно и перепуганно озирался в поисках Секвойи, они ощупали меня своими лапами, непрестанно что‑то напевая.

В ответ я намурлыкал им кое‑что из Скотта Джоплина, Гершвина, Чайновского и Хокубанзая – самые великие мелодии, которые пришли мне в голову. Им пришлись по вкусу старинные рэгтаймы – парни от них млели, как от колыбельной, и я напел еще парочку веселых рэгтаймов. Троица покатилась от смеха – они буквально падали друг на друга. Весьма симпатичные термиты. Не совсем законченный ксенофоб мог бы признать их даже милыми. По крайней мере эти существа составили бы благодарную публику для провинциального комика.

Секвойи поблизости не было. Я подошел к открытому люку аппарата и заглянул внутрь. Никого. Троица слепых дылд толпилась за моей спиной. Я крикнул:

– Угадай! Вождь! Секвойя!

Никто не отозвался. Однако мой крик испугал трех гермафродитов, и они попятились от меня. Я успокоил их, исполнив несколько тактов из «Меланхоличной малышки», и они вернулись ко мне и стали ласкаться. Симпатяги. Но назвать их людьми – нет, язык не поворачивался.

Тут Длинное Копье издал громкий шипящий звук. Я оглянулся на него – и он энергичным жестом позвал меня к себе. Я осторожно освободился от своих музыкальных поклонников и бегом устремился к индейцу – на автографы времени не имелось. Длинное Копье сделал знак «слушай». Я стал водить ушами. Ничего. Потом я услышал урчание приближающегося воздухолета.

«О, это Гилель едет к нам с другой стороны», – подумал я, тронул индейского разведчика за плечо и увлек его за собой. Мы побежали через зал навстречу Гилелю. Индейцу это не понравилось, но, как я уже сказал, жестами особенно не поспоришь.

И он оказался прав в своей осторожности. Это был не Гилель, а Секвойя собственной персоной.

Длинное Копье юркнул в какую‑то щель – просто внезапно растворился, будто его и не было. Великий сын и наследник Капо Рипа и не подумал прятаться. Я вышел на самое открытое место и решительно заступил дорогу машине, нацеливая лучемет на водителя – что было, конечно, полной глупостью, просто я кипел яростью. Угадай остановил машину и удивленно уставился на меня. Нежданных визитеров он не ждал и меня не узнал.

– Привет, – сказал я.

– Что? Как?

– Похоже, ты процветаешь, братец.

– Неужели Гинь?!

– Да.

– Невероятно.

– Он самый, верь своим глазам. Раскрашенный, но живой.

– Гинь! Но разве…

– Нет, сукин сын, у тебя вышла промашка.

– Но…

– Зато Натому ты действительно чуть не убил.

– Нет!

– Да.

– Ноя…

– Знаю, знаю. Ты метил в меня. Ты хотел, чтобы она вышла из челнока разбираться с клерками, но ее испангль очень плох и вместо нее вышел я. Натома шлет тебе привет. А также твои отец и мать.

– А ты?

– Я прикидываю, как выпустить из тебя кишки.

– Гинь!

– Да. Я пришел убить тебя.

– Почему тебе вздумалось убивать меня?

– А почему тебе вздумалось покушаться на меня?

– Ты нападал.