– Ну нет, так нет! – даже почему то обрадовались они. – Тогда счастья вам и не забывать друзей – а то мы на вас самолёт скинем. Думаю, договорись.

Над Пией что то сверкнуло.

Она сжала ладони, поднесла их к свету и ахнула:

– Очертенеть, какое красивое! Жиль!

– Будь моей женой, ma chе́rie , – дрожал голос смелого жениха.

– Кому сказали! – давили небесным авторитетом «боги».

– О прелестная Немезида, я принимаю твою волю. – Кинулась она в омут французских объятий. – Да!

– Да! Моя, моя, – целовал её везде парень.

– Ай да Пия, ай да конструктивная! Гордость нашего отдела по даканью! – хвалили «боги», опасаясь потрескивавшей ветки, с которой и «правили миром».

– Ай да Жиль француз! – вторила девушка.

Радости не было бы конца, кабы «боги» не пожелали спуститься на землю, чтобы лично, так сказать, засвидетельствовать законность аферы. Под коньячок, конечно. Не без него. Повод как никак. А то Пия, не подумав, ляпнула про «завязать».

Раскрылившись над бренным миром, «боги» кряхтели и не знали, как слазить. Минуту спустя, повиснув на злополучной ветке, они прилично сократили расстояние, а затем и ветка, хрустнув в последний раз, поспешила вниз на праздник. И этот крик, этот знаменательный, искренний возглас «Ё ё ё ё ё!..» осенил пространство заключительным, милым аккордом.

«Гости с высоты» отбили о грешную твердь, по собственному выражению, «к чертям собачьим весь божественный зад», и некоторое время хранили святое молчание, опасаясь выдать массу слов не для торжества.

Пия вгляделась в поцарапанную физиономию «Судьбы», вдохнула её аромат и заявила:

– А боги то липовые!

– Хрен там было – у нас и документы имеются! – скулили те.

– Ох уж эти липовые боги, – пошутил Жиль, – они всегда такие настоящие!

Этьен попробовал встать, но только снова ёкнул.

– Жизнь – боль! – резюмировали «боги».

Молодые понимающе кивали.

Глава 2. У аптеки пьют калеки

Свадьба отгремела дважды. Сначала, к великому неудовлетворению Пии, «успела выскочить» за Анакле́то сестра, перестав быть Илар и став Эвой Леха́но; а затем уж и младшенькая преобразовалась в Фисьюре.

Но фамильному дому не суждено было стать общим гнёздышком двух семей. Нильда его продала, а деньги поделила поровну между дочерьми. Те приняли свадебный подарок, только когда мадам Илар отложила треть и себе. Затем обе сестры переехали к мужьям, и понеслась семейная жизнь по проторенным бытовым тропам.

Была ли готова Пия жить, в случае чего, бок о бок с сестрой? Скорее всего, нет. Но сама она считала, что это «разненаглядная Эвиточка» приговорила дом к продаже, лишь бы побольше денег зачерпнуть и свалить куда подальше, а мать скинуть на сестру.

Кстати говоря, мать свою Пия тоже не жаловала, думая, что та лишь претворяется любящей и заботливой: Эва небось послала её на хрен, когда Нильда спросилась не гостить раз в году, а поселиться в соседней комнатке. Вот мадам Илар и ухватилась за последнюю возможность не остаться в одиночестве, оттого и разулыбалась в последнее время. Ну и постоянно лезла приобнять да погладить.

«Долюбилась свою Эвиту! – злорадствовала в мыслях Пия. – Теперь ты ей не нужна! Кому вообще, кроме меня, ты нужна!» Однако спросить, как было на самом деле не решалась, чтобы не разрушить своих суждений.

Но, так или иначе, в глубине души Пия почему то радовалась, что мать остаётся с ней, и, как не странно, всячески этому способствовала.