Фонари остались позади, у тропинок. Затрещали в тишине прутики под ногами – это двое крались в гущу, перешёптываясь то по испански, то по французски.

Заворожённая Пия следовала по маленьким капелькам лунного сияния, опасаясь их раздавить и то хохоча, то восторгаясь, а ведущий её Жиль всё обильнее нагнетал волшебство:

– Представь, что мы взбираемся на облака, к самим богам, по лунной дорожке, силой нашей любви…

– Да зачем нам небеса – ты на землю глянь: там и так всё светится! – дивилась девушка искрам серебра. – Да и сила любви без предложения сердца – что голубь с гантелью на шее.

– Ты моя богиня романтики! – Поцеловал её Ивон. – Земля так земля! Гантель так гантель! – напевал он. – Всё для тебя! Идём же!

– Чего ж не пойти, раз пришли, – заинтересованно кивнула Пия и сама дёрнула Жиля: – В атаку! Свергнем парк, мой Фень! (По её неуверенному заявлению, ярым импозантным фенеком она прозвала его за французский нос, а не за ушки, тоже, кстати сказать, весьма приметные; но Жиль, прознав, что фенеки в Париже не живут, не поверил. И не зря.)

Переливы петляли и вели их глубже и глубже в заросли. Интрига уже колотилась как могла и попискивала от нетерпения… И вот! Впереди показалось нечто! В воздухе. Что то, чего не понять – не разобрать. Не придумать – не угадать. А именно: то ли груда чего то, то ли загогули какие, то ли и вовсе – лодка!

Пия так и спросила в лоб:

– Это неопределённое кучмо́ или лодка с чем то? Фень, скажи, что лодка. Хотя на кой мне лодка… в парке? Я как бы не городская выдра…

– Несомненно лодка, любимая! Прыгай, не думай.

Девушка повиновалась: радостно подпрыгнула, удачно вернулась в прежнее положение и непонимающе уставилась на кавалера.

– Ещё прыгай – только в лодку! Не ошибись на сей раз!

Пия прицелилась, взмыла. Достигнув придела полёта, утица приблизилась к цели, но смогла только наполовину перевалиться через борт. Лодка оказалась плохо закреплённой, и девушка неуклюже завалилась своим ве́рхом внутрь, забыв снаружи болтавшиеся в воздухе ноги.

– Кувырок! Ты не проделала кувырок страсти, моя Жваю́ Бланш . (Так, по неуверенным словам самого Ивона, он прозвал любимую за «живые карие глаза». Но Пия не поверила, догадавшись, что это в отместку за ненавистного ему могучего фенека.) Дерзай же!

– Дер… – Визжа провалилась в шуршащий ворох Пия. – Дерзаю. А а а а! – вдруг завопила она.

– Всё в порядке?

– Да. А а а! А а а! – продолжала она вопить.

– Ты чего вопишь! – спросил Ивон, ведь его ненаглядная сильно вопила.

– Мне просто не нравится, когда ты говоришь на меня Жваю Бланш. Как ужасно, а а а!

– Всё, всё! Не называю. Мир?

– Мир! таинственный привратник Ширака. Где я? В чём я? Это… это цветы?

– Цветы, масса цветов, моя Бижу́!

– Ху ху ? – похвасталась английским Пия.

– Бижу – моя драгоценность. Eres mi estrella preferida, hermosa y unica en la oscuridad de la noche!  – скороговоркой выдал заготовку Ивон и, торжественно закричав «mon amour, mon bonheur! », с разбега «нырнул» вслед за любимой.

Глаза у Пии привыкли, и лодка обернулась чудесным гамаком, засыпанным букетами. От волнения, что ли, молодые начали с жаром, со всей душой, как бы сказать помягче… миловаться, что ли. Но тут будто бы кто то кашлянул – и они замерли.

– Ты слышал? – встрепенулась Пия лань.

– Не а, – а ты?

– Да вроде нет, – облегчённо вздохнула девушка.